— Вы большевики?
— Нет, мы дезертиры, не хотим участвовать в уничтожении русского народа руками латышских парней. Большевики пользуются тем, что наша родина, под немцем и командуют латышами, как будто знают, что им некуда податься.
— А разве латыши не есть железная гвардия большевиков?
— Нет, многие ненавидят Советы, и все без исключения хотят домой в Латвию, вот поэтому мы и желаем бороться за освобождение нашей страны от немцев.
— Похвально, господа! А теперь представьте себя на моем месте и спросите, почему я должен вам верить?
— Пойдем, Ян, — Шмидхен с ненавистью посмотрел на Кроми, — мой дядя всю жизнь ломил на шахтах в Ланкашире и ничего от англичан кроме грубости не слышал.
— Не надо горячиться, господа, Вы должны меня понять, я же вас не знаю. А вдруг ваш дядя — товарищ Петерс из ЧК? Он кстати, тоже трудился до революции в Британии на угольных шахтах.
Латыши переглянулись.
— В нашем полку был Петерс, и не один, это распространенная в Латвии фамилия, как Петров у русских. Мы не можем сказать о нем ничего определенно.
— Так вы его не знаете?
— Кого, Петерса? Знаем! Гуннара Петерса знаем, Мартина Петерса.
— Якоба Петерса слышали?
— Нет, этот не из нашего полка.
«Туговаты на ум ребята, — подумал Кроми, — но это ничего».
— Хорошо, я вам помогу, приходите в начале августа, я подумаю, как подсобить вашему делу.
Рейли уехал из Вологды 20 июля, через три дня после Радека. Он был свидетелем его разговора с Линдлеем, высидел больше двух часов за дверями и остался незамеченным. Даже Калисфена не знала, что он в доме. Не знал об этом и Линдлей, консул Бо сохранил местонахождение секретаря вице-консульства в тайне по простой причине: он, как и Рейли, имел отношение к той же организации и, разумеется, прикрывал товарища по оружию.
Вологодские чекисты сразу же после отъезда Радека взялись разоблачать контрреволюцию, которая свила гнезда в посольских апартаментах. Впрочем, до самого отъезда дипломатического корпуса они действовали осторожно.
Зато после 25 июля, когда Вологда утратила статус Дипломатической столицы развернулись вовсю. Счет арестованных шел на десятки. Некоторые признавались, что контактировали с представителями военных миссий, часто упоминалась фамилия секретаря британского вице-консульства Гиллеспи.
Начальник Вологодской ЧК Уваров отдал приказ о задержании англичанина. В списках дипломатов, уехавших в Архангельск его не было. Личная неприкосновенность, которой так бравируют дипломаты, хороша в мирное время, но когда идет война, на эти бумаги мало кто обращает внимания. Тем более что Британия не признала Советскую республику и, следовательно, никакие иммунитетные бумаги не действовали.
Кто-то из задержанных сказал, что Гиллеспи, вероятно, русский или еврей, уж слишком хорошо говорит, правда с легким южным акцентом, как житель Одессы. Приказ о розыске и задержании его последовал незамедлительно.
Но что они могут, эти вчерашние рабочие, эти революционеры, пол жизни гремевшие кандалами на этапах! Рейли загодя обманул их всех. Он наклеил короткие усики, оделся в кожаную куртку, краги. На лбу приспособил большие очки, как у авиаторов или шофферов. В таком виде англичанин стал совершенно неузнаваем. Он явился в канцелярию губерского исполкома, предъявил свои настоящие документы на имя Рейли. Машинистка заглянула в черный список, такая фамилия не значилась. Рейли попросил выписать ему бронь на поезд в Москву через Петроград, выразительно глянул на девушку своими черными глазами и протянул шоколадку, презент.
Машинистка покраснела и быстро напечатала разрешение на приобретение билета «английскому подданному Сидилю Рейли». Сидней поморщился: «дура безграмотная»; вежливо поблагодарил, поставил печать в канцелярии и отбыл из Вологды.
Второй экземпляр разрешения остался в бумагах Вологодского исполкома главным свидетельством пребывания в городе знаменитого агента британской разведки.
26 июля, когда был отдан приказ об аресте Гиллеспи, Рейли находился в Петрограде в гостях у одной приятной дамы и готовился отбыть в Москву. Все важнейшие дела теперь были только там. Накануне он встретился с капитаном Кроми.
Капитан рассказал ему о двух латышах, желающих воевать с Германией. Рейли заинтересовался, и в первый день августа они встретились вчетвером в британском посольстве. Разговор был долгий, Рейли задавал латышам вопросы, те отвечали. Больше всего англичан интересовало отношение латышских стрелков к Советской власти. Кроми слышал это уже во второй раз, и у него пронеслась мысль, что латыши говорят как-то заученно. После ухода гостей он поделился этим соображением с Рейли.
— Я ничего не заметил, — сказал тот, — обычные не очень грамотные прибалтийские парни, упрямые и, думаю, жадные до денег. Есть великолепный способ проверить их порядочность.
— Говорите, Сидней, — ваш опыт мне очень интересен.
— Мы дадим им утку: пакет с деньгами и компрометирующий документ на кого-либо из известных людей. Если это обычные жулики, они скроются с деньгами, если последуют репрессии, значит новый председатель ЧК Якоб Петерс всё-таки кому-то из них дядя.
— Но должен быть соблазн?
— Разумеется. Я положу в пакет 12000 рублей. Им такие деньги и не снились. С ними в пакете будет лежать письмо на имя Радека, сообщающее, что эти деньги есть плата за его отличную провокаторскую работу в Вологде.
— А что случилось?
— Он выступал на митинге в железнодорожных мастерских и призвал рабочих объединиться вместе с немецкими солдатами против англичан и французов.
— В самом деле?
— Это факт, и несколько сотен свидетелей. Об этом даже в газетах писали. Радека рабочие хотели побить, но он замахал пистолетом и заорал, что с Вологдой будет тоже, что случилось с Ярославлем.
— Какой интересный коммунист этот Карл Радек, с ним надо быть осторожнее даже ближайшим соратникам! — покачал головой Кроми.
— Вот поэтому. Ленин лично просил Рэнсома приглядеть в Вологде за Радеком, — заметил Рейли. — Он говорил об этом Линдлею, а я слышал. Приглядел, называется. Вот мы и представим, будто Радек — немецкий агент.
— Этим большевиков не удивишь, там все агенты.
— Знаете, Френк, я не разделяю этой теории насчет немецкого хозяина большевиков. Конечно, Ленин заигрывал с немцами, боролся с царским правительством против войны, был пораженцем, наверняка брал у немцев деньги на дело революции, но вряд ли был их агентом. Он просто воспользовался ситуацией, гениально воспользовался, я Вам скажу, подобрал ни много ни мало шестую часть земли и вот уже более полугода делает со страной все, что хочет. Это поступь титана.
— Вы хотели сказать тирана?
— Да, в данном контексте это одно и тоже. Мы сейчас даем деньги всем, кто попросит на борьбу с большевизмом, и что? Теперь все они будут считаться агентами британской разведки? Да полстраны наберется таких агентов.
