Любить-колотить, для него весь виртуальный мир — Линтон...
— Ты, Колян, тама вообще пока не светись, — сказал я.
— Почему? — нахмурился он.
— Вишь, сынку, какая штука... Они про тебя вообще не знают. Ну, то есть, батька твой — он тебя сюда тайно заслал.
Рука Коляна задрожала. Он резко опустил молот, я даже шарахнулся. Но молот тут же исчез, а глаза Коляна затуманились каким-то новым чувством, которое мне ни разу не понравилось.
— Коляня? — осторожно позвал я, чувствуя, что сейчас опять сп**данул какую-то херню, которая аукнется, как у Ржевского.
— Вот как, — шёпотом произнёс Колян. — Как же я ошибался...
— Во! — обрадовался я. — Говорю ж — х**ню погнал. Короче, давай уже пошли домой, я тебя там с одним негрилой лютым познакомлю. Закатимся втроём к Дону и как следует обмоем твоё спасение! А потом, Колян, раз уж ты взрослый, я тебе бабу какую-нибудь хорошую найду. С вот такенными си...
— Мой отец, — Колян не столько меня перебил, сколько вообще не заметил, что я чего-то говорю, сражённый откровением, внезапно, с моей же подачи, его постигшим, — на самом деле враг создателей, хотя изначально и был одним из них. И он пожертвовал мной, единственным сыном, чтобы я, придя в этот мир, преодолев мучения и смерть, осознал свою миссию и повёл за собой людей!
— Че... Чего, б**дь? — пропел я фальцетом.
— Ты был моим земным отцом, Мёрдок, а Сандра — моей земной матерью. Мой великий подвиг прославит вас в веках.
— Коляня! — в ужасе заорал я, но Коляня положил на меня (фигурально выражаясь, слава всевышнему) болт и продолжал загоняться:
— Я — Избранный, вот что я понял! Я не просто один из людей, я отмечен высшим светом. Меня призвали сюда для того, чтобы этот мир изменился раз и навсегда, стряхнул с себя рабские оковы...
— Угу, — кивнул я, доставая бутылку. — Борьба лишь начата, и нам передан молот, цепями всё ещё окутан шар земной...
— Что? — Коля, наконец, решил заметить моё существование; может, потому что я бутылку открывал — хер их, революционеров, знает. — Что ты сказал?
— Ну, это, — пожал я плечами. — Классика ж. «И, опутанный цепями, пламенеет шар земной, и молотом тяжёлым цепи рубит рабочий молодой». Вон у тебя и молот подходящий — только рубить и остаётся.
Иронию Колян не срисовал — по юности и неопытности. И по тем же двум причинам снова вознёс молот над головой.
— Я запомню эти стихи! Они станут гимном нашего величайшего и ох**ннейшего рейда! «И, опутанный цепями, пламенеет...»
— Ага, ага, — кивал я. — Воистину, Коль. Аминь. Но пасаран. Извини на минуточку.
И, запрокинув голову, я начал пить. Быстро и отчаянно. Хотя в глубине души понимал, что очень скоро даже водка перестанет давать мне облегчение и забытье. Потому что п**дец грядёт, и грядёт он, сука, одновременно со всех сторон.
TRACK_57
Но я даже не представлял, со СКОЛЬКИХ сторон грядёт п**дец. Этот трек — как и последующие — будет посвящён сплошному п**децу, кромешному и лютому.
Мы с Колей выбрались из ямы. Как раз был рассвет, и мы, щурясь после полумрака, приближались к Линтону. Как раз вовремя, ворота уже раскрылись, и не пришлось бы их ломать, убивать стражников, привлекать к себе ненужное внимание.
— Ну, Коляня, реально тебе говорю, — повеселевшим (сколько выжрато!) голосом вещал я, — мы с тобой точняк в легенды войдём. Ну, я-то — похер, а ты — героический мужик. В одну каску дальше всех ушёл.
— Я шёл не один, — огорошил меня Колян.
— А с кем?
Бля, ну если всё-таки тут мутки Даймонда, и эта скотина мне наврала с перепугу, я ему такой концерт устрою! Он, сука, затрахается мозги свои собирать по всему Линтону, отвечаю.
— А Вивьен тебе не рассказывала?
Я остановился, как вкопанный.
— Кто?!
— Тётя Вивьен, — скрипнув зубами, повторил Колян. — Это она меня уговорила. Я пошёл с ней и с Гроем.
— Г... Гроем?! — Я уже натурально нихера не понимал. Кроме одного: выпить сегодня ещё придётся. Ну, чтоб новые данные в голову пропихнуть нормально. Пока что всё только закручивалось и закручивалось, безо всякого особенного смысла. Но в жизни вечно всё закручивается, а смысла вечно никакого нет. Зато когда закрутится до предела — ка-а-ак, е**нёт, распрямившись. Да сразу по всем.
— Я был ещё мал, и мне было скучно, — опустил взгляд Колян. — Вивьен предложила сходить в интересный квест. Я согласился. Потом оказалось, что с нами идёт Грой.
— Та-а-ак! — Я вытащил бутылку. — Продолжай, не останавливайся, пока всё очень интересно.
— И пошли! Но они почти совсем не играли. Только шептались между собой о чём-то. И вот я победил дракона, мы поднялись выше. И тогда Вивьен сказала Грою: «Сейчас!» — и он напал на меня сзади. Я бы победил этих умертвий! Но он напал на меня сзади, и я этого не ожидал, и я упал...
— Какого, б**дь, х*я?! — рявкнул я так, что Колян вздрогнул всеми своими габаритами. — Грой?! Ладно, б**дь, эта марионетка империализма ещё своё получит. Но Вивьен?! Нет, сука, с этой куклой я ещё поп**жу по душам. А ну, Коляня, пошли домой!
И мы пошли. Даже почти побежали, до такой степени я круто замотивировался. Что за грёбаное б**дство на подведомственной территории?! Какой резон Вивьен таким изуверским образом подставлять пацана?! Она мне ответит. Придётся, правда, раз десять повторить, пока я пойму, потому что говорить с выбитыми зубами очень неудобно. Но ничего, справится. Заодно потом глянем, что бывает с одухотворённой и условно свободной неписью, если её убить. А я на ней ведь чуть не женился спьяну!!!
На пути мы повстречались с толпой людей, которые, увидев меня, очень удивились.
— Это Мёрдок? — услышал я. — Точно, Мёрдок. А кто тогда?..
Но они уже ускакали дальше, и я не скурил суть. Мы с Колей переглянулись.
— В принципе, почти по пути, — сказал я. — Айда, заценим интересное.
Толпа собралась возле хорошо мне известного дома Вейдера, нашего великого поэта, который торчал мне ещё восемь текстов, без которых нечего было и думать о выступлении у Даймонда на разогреве.
Сам Вейдер был во всей красе. Он стоял на перилах балкона на втором этаже, совершенно голый, пьяный в говно, размахивал руками, орал и плакал.
— Е**ть-колотить... — Я изобразил фейспалм. — Какой позор, Господи. Нет, ну сам подход к жизни, может быть, и похож на мой. Как-никак, малыш со мной общался и научился самому важному. Но спутать этот огрызок с моим великолепным прибором?! Нет, публика — это шлюха, причём, тупая. Сколько живу — столько убеждаюсь.
— А? — удивлённо переспросил Колян, который пока вообще ничего не понимал.
— Творческий кризис, говорю, — вздохнул я. — Нормально. Когда у тебя артистический класс — такое бывает. И чем ты более творческий, тем чаще бывает. У меня так вообще почти каждый день по три раза. Ладно, пошли спасать. Давай, Колянь, организуй батьке проход!
