— Что за идиотское сочетание, Мёрдок?
— Пидарасам не понять, Даймонд.
Он сел рядом со мной и затеял молчать. Ну, нехай себе молчит, чё.
С достопамятного концерта прошли сутки, а с окончания голосования — час. Я тупо сидел в кабаке, заказывая всякую лабуду, которая только в голову приходила.
Концерт... Да, концерт был охеренен. Мне хорошо удалось снять мандраж со своих ребятишек. Всё-таки удачно начал со слайдов. Правда, публика нас почти не воспринимала, но всё равно было весело. И мы отыграли все десять песен, от и до.
— Ты денег принёс? — покосился я на Даймонда.
— Деньги я отдал Сандре.
— Молодец.
— Не смог бы заставить себя платить тебе за то, что ты разрушил мою политическую карьеру и жизнь... Чёрт, «Пелена Памяти»! Почему мне такое даже в голову не пришло?
— Потому что ты — тупой и ограниченный, а я — умный и сообразительный?
— Ладно, Мёрдок. Ладно. Ты победил. Это совершенно неправильно и ненормально. Я, конечно, дерьма кусок. И я бы понял, если бы меня поверг какой-нибудь светлый рыцарь в сияющих доспехах. Но такая сучья мразь, как ты...
Я довольно ухмыльнулся. А тут подоспел и бармен с коктейлем.
— Ложечку! — приказал я.
И, получив ложечку, начал есть мороженое. Даймонд с недоумением следил за моими манипуляциями.
— Так чё припёрся-то? — полюбопытствовал я. — Мстить?
— Попрощаться.
— Пока.
— Я ухожу.
— Пока.
— Из города.
— Да съ**ёшься ты уже или как?!
— Просто хотел сказать, что я запомню это, Мёрдок. Мы здесь живём вечно. А вечно — это очень долго. Когда-нибудь мы с тобой вновь пересечёмся, и я не допущу оплошности. Ты будешь уничтожен.
— Как скажешь, братуха. — Я доел мороженое и выдохнул.
Бам! Водка, чуть разбавленная подтаявшей льдиной, упала на ублажённые мороженым рецепторы.
— Ух, бльдина... — простонал я. — Хорошо пошла.
— Это что, такой русский коктейль? — спросил Даймонд.
— Ага, национальный. «Отмороженная бльдина», запомни, пригодится.
— Постараюсь... Счастливо оставаться, Мёрдок. Вот тебе, на память.
Я уж было хотел сказать, что мне нахер не нужна память о пидарасах, но когда увидел микрофон... Тот самый микрофон.
— Тебе нужнее, — сухо сказал Даймонд и ушёл, так ничего и не заказав. Я взял микрофон, повертел его в руках.
— Угадай, кто? — Мне закрыли глаза руками.
— Экси! — воскликнул я. — Ну слава богу, судебный запрет отменился, не зря запрос подавал! Пошли потрахаемся, пока Сандра не видит.
Руки упорхнули от моих глаз, одна влепила мне подзатыльник.
— Говно ты, Мёрдок! — заявила Сандра и дёрнула меня за руку. — Пошли.
— Куда? Я тут на**ениваюсь, на минуточку!
— Во «Вспышку». Только тебя и ждут.
— Да кто меня там ждёт? Линчеватели?!
***
Во «Вспышке» происходил банкет, которым заправлял радостный и довольный Дон. Все были тут. И Рома, и Иствуд, и Колян, и Арчи, и даже надутая Экси сидела в углу с бокалом какой-то фигни, типа рома с колой.
— А вот и он! — пророкотал Дон.
Моё появление приветствовали радостным гулом. Я поёжился. Народу — пресс.
— Чё отмечаете-то? — спросил я громко.
— А ты не в курсе? — изумился Дон.
— Он не в курсе, он с утра в «Апельсине» бухал, — наябедничала Сандра.
— Так ты не ходил голосовать за меня?! — нахмурился Дон.
— Я тя умоляю! — скривился я. — Ты что, первый день меня знаешь? В гробу я манал ваши эти галочки в квадратиках рисовать! Это, вон, пусть Дерек развлекается, он художник.
Дон расхохотался и, приобняв меня, потащил к стойке.
— Меня избрали.
— Да ты чё?
— За меня шестьдесят два процента. С завтрашнего утра я — глава Линтона!
— У-у-у, Донни... Да я тебя от души поздравляю.
— А я бы тебя убил, Мёрдок. Ещё час назад хотел тебя убить. Но сейчас я слишком радостен.
— Ну, ничё. Завтра убьёшь. Какие наши годы, Дон!
Дон зашёл за стойку и поставил два стакана. Плеснул вискаря.
— А мне? — присоседилась Сандра.
Появился третий стакан.
— Не знаю, кто из вас двоих платит, но точно не я, — поспешил я откреститься. — Я в этом кабаке платить не буду. Принцип.
— Не волнуйся о деньгах, — сказал Дон.
— Отродясь не волновался.
— Я просто хотел сказать, что ты — чудовище, Мёрдок. Ты настоящее чудовище, которое дьявол прислал на грешную Землю.
— Аминь, брат! — Я поднял бокал.
— Я не закончил. Когда ты поднялся на ту сцену, я почувствовал, что мне в спину вонзили нож. Я прощал тебе всё, но тогда поклялся сам себе, что этого — не прощу. Что это будет — всё. Никаких больше шансов, никогда. И вдруг ты устроил это безумие. Я стоял там, и мне хотелось плакать. Плакать, Мёрдок!
— Экий же ты чувствительный, Донни, — криво усмехнулся я.
— Потому что я увидел, как это чудовище изо всех сил пытается стать человеком. Не знает, как. Оступается на каждом шагу. Срывается и падает в бездну. Но всё равно — карабкается. Пусть и не в ту сторону. Пусть и не знает, чего ради это делает.
— Ну вас на**й, — пробормотал я и опрокинул вискарь в глотку. — В «Апельсине» как-то спокойнее сиделось. Пойду-ка я...
Я уже привстал, но Дон ловко наполнил стакан снова. На этот раз — до краёв. Пришлось задержаться.
— А я всё равно не поняла! — послышался за спиной обиженный голос Вивьен. — Чего ты добился, Мёрдок? Выступление прошло отвратительно, нас никто не запомнил, и на наш новый концерт придут всё те же единицы. Так зачем ты это сделал?
— Хороший вопрос, Вивьен! — Я поднял стакан над головой. — Хер бы знал, как тебе такой ответ?
— Эм...
Что я мог ей сказать? Что у меня сейчас трудный период в жизни? Что я благодаря ей посмотрел на себя со стороны, и мне не всё понравилось? Я годами убеждал себя в том, что музыкальная карьера — самое важное, а остальное — херня. Ну а теперь вдруг понял, что у меня есть друзья, ради которых я могу иногда чуток тормознуть свою звёздную карьеру. И теперь я не знаю, кто я, где я и зачем я...
— У меня — рок-н-ролльное сердце, — сказал я, усмехаясь в стакан.
— Какое же оно рок-н-ролльное, если ты принёс в жертву музыкальный успех?! — всплеснула руками Вивьен.
