– Да-а? – недоверчиво протянул Антонио. – А жаль, сейчас бы все и отсняла. Ну, я только рад буду, если тебе понравится и ты вернешься с камерой. Садись, поедем дальше.
Они выехали с площади, и дорога стала спускаться с холма, убежала в поля, домики попадались все реже. Завернув за очередной пригорок с парой одиноких кипарисов, машина притормозила у двух каменных столбов, обозначавших въезд. Пятьсот лет назад автомобилей не было, и ферма была отдельным миром, почти не пересекавшимся с деревней. Саша признала правоту Симоны.
Через мгновение они уже остановились у одноэтажного вытянутого фермерского дома.
Слева от дома в глубине двора виднелись хозяйственные постройки. Небольшой, порядком проржавевший маленький трактор пылился возле сарая. Вокруг деловито сновали серые и коричневые куры.
– Все некогда, – поймал ее взгляд Антонио, – я работаю, а мать в основном хозяйством занята, она сейчас в Кастельфьорентино уехала с соседкой, на рынок.
Внутри дом оказался неожиданно уютным, хотя и заставленным старой мебелью, какими-то комодами и потертыми креслами, половину этого хлама хотелось сразу же выбросить.
– Ты располагайся, а я схожу вина принесу. – У нас вино свое, тебе понравится, – сказал Антонио.
Саша осмотрелась. В небольшой комнате – это явно была комната общая – стояли потрепанный диван и два кресла, на небольшом столике в вазе ярким пятном бросался в глаза огромный букет. Здесь были садовые и полевые цветы и несколько подсолнухов. Символ счастья в Тоскане, вспомнила девушка.
Небольшие окошки по одной стене выходили во внутренний двор с трактором и курами.
Девушка прошла чуть подальше, в арку без двери, и оказалась в небольшой комнате с телевизором, старым коричневым шкафом с тремя створками и новым диваном с наваленными на нем подушками и журналами.
Дальше небольшая дверь вела в сад. Саша вышла, прошла немного по вымощенной старыми плитами дорожке и увидела в конце сада старую каменную печь.
Такие вещи она просто обожала, представляя себе, как в старые времена вся семья собиралась за столом и ела из большой керамической посудины рагу, которое тушилось несколько часов в такой печи.
Так родилось популярное тосканское блюдо – пепозо. Когда-то строители флорентийского собора ставили в печь, где обжигался камень, котелок с мясом, залитым домашним вином. Пока они работали, пепозо запекалось в печи, мясо с вином превращалось в густой соус, в который потом макали хлеб.
Но и в семьях печь была главным кухонным оборудованием, хотя в XX веке ими, конечно, почти не пользовались.
Саша восхищенно разглядывала печку, и вдруг заметила, что печь в этой семье использовалась до сих пор.
Как минимум здесь сжигали мусор, – подумала она, заглянув внутрь.
Яркий клочок какой-то ткани бросился в глаза, и девушка, подняв с земли прутик, подтянула его поближе. Перед ней лежал не сгоревший до конца кусочек шелка, из такого шьют женские шарфики или блузки.
Конечно, здесь могли сжигать старую одежду хозяев, но Саша замерла, уставившись на ткань некогда веселенькой расцветки на конце прутика.
Она прекрасно помнила, что сказал Лука: Ольгу задушили платком или шарфиком из искусственного шелка, скорее всего белым с серыми и красными полосками.
Саша стала заталкивать кусочек ткани поглубже в печь, как вдруг услышала шум за спиной.
Она обернулась. На дорожке стоял крепкий пожилой мужчина, рукава потрепанной синей рубашки завернуты до локтя, на лоб подняты очки. Скорее всего он вышел из сарая, видневшегося за деревьями, и увлеченная своей находкой Саша не услышала его шагов.
– Ты что тут делаешь? – Мужчина сделал шаг в сторону девушки.
– Я… гуляю. Я приехала с Антонио. – Она попыталась отодвинуться, но клочок ткани предательски сверкал яркими полосками, зацепившись за прутик.
– Дядя, что случилось? – На дорожке показался Антонию с двумя бокалами вина в руках. – Алессандра, вот ты где! А я думаю, куда ты пропала… – Он осекся, увидев испуганное лицо девушки, и взгляд его переместился на прутик, который она все еще держала в руке.
– Да вот… печку увидела, так здорово. Я читала о таких, но не видела, – лепетала Саша, пытаясь сделать вид, что все в порядке.
Теперь она уже не сомневалась, что нашла улику. Выражение лиц пожилого синьора и Антонио говорили сами за себя.
Саша понимала, что и ее лицо говорит о том же. Антонио не мог знать, как Саша догадалась, что это за шарфик, но притворяться, что все в порядке, было уже поздно.
Теперь самое главное было выбраться, оказаться в Кастельмонте и позвонить.
– Ах ты, путана, тебя пригласили в гости, а ты тут шпионишь. – Лицо старика побагровело. – Все вы шлюхи, я вас отучу совать нос в чужие дела! – Старик двинулся к Саше.
– Дядя… Алессандра… погодите, давайте поговорим!
Старик отмахнулся:
– Идиот, где ты подбираешь этих шлюх, тащишь домой! Держи ее!
Антонио бросил бокалы, стекло разбилось, и красное вино словно густая кровь залило плиты дорожки.
Старик обернулся на звук, и Саша, воспользовавшись этим, бросилась в сторону, к высокому кусту жасмина. Дальше бежать было некуда, за кустом высокий забор из проволочной сетки ограждал сад.
Откуда только силы взялись, но девушка толкнула сетку, и один из колышков, на которых она была закреплена, покосился и стал клониться к земле. Царапая в кровь руки, Саша навалилась на сетку, рухнула вместе с ней на другую сторону, упала, но сразу вскочила на ноги и побежала по дороге в сторону поля.
– Стой! Подожди, я хочу с тобой поговорить! – кричал сзади Антонио.
– Дебил, держи ее! – орал старик. – Быстрее, dai!
Саша, не чувствуя ног, неслась по узкой аллее, вспоминая, что рядом была более широкая, проезжая дорога, там наверняка будут машины.
Надо было бежать как можно быстрее, но она не удержалась и обернулась: Антонио был уже совсем рядом, и она потеряла драгоценные секунды.
Тогда она бросилась, не разбирая дороги, в поле. Где-то там, вдалеке, слышался шум работающего трактора.
– Помогите, пожалуйста, помогите!!! – кричала она то ли по-итальянски, то ли по-русски, но Антонио сбил ее с ног.
– Зачем ты полезла в печь? – Он прижал ее к земле, глаза его показались ей налитыми кровью. Саша вырывалась, пыталась снова закричать. Но он закрыл ей рот рукой, и девушка задохнулась криком, закашлялась под его ладонью. – Что тебе надо было, русская дура, воровка! Зачем ты полезла в печь?! – Он не кричал уже, он шептал: – Зачем, Алессандра, все было так хорошо! – Он придавил ей грудь коленом, сжал руки на горле девушки. – Все же обошлось, зачем ты полезла в печь?
Саша пыталась вырваться, бить его кулаками, царапаться, но дыхания не хватало, она хрипела, слезы текли по лицу…
