— Эй, ты кто таков?
— Свой, — отозвался удивленный Чекмай.
— Какой еще свой? А ну, крестись и читай «Отче наш»!
Чекмай сообразил: да это же верный способ отличить православного от католика и русского от поляка. Он и перекрестился, и прочитал молитву, и для надежности еще присовокупил к ней Символ веры.
— И точно, — отозвались сверху. — Куда путь держишь?
— А тебе на что?
— А надобно!
— Ты из Холуя, что ли? — догадался Чекмай. — Подступы охраняешь?
— Нет боле Холуя…
— Куда ж он подевался?
— Весной еще приходило польское войско, сожгло Стародуб, потом — по Балахонке к нам. А чем у нас можно поживиться? Нас мало было, но мы без боя их не пустили. А лучше бы сразу ушли в леса. Наших ратников порубили, кто уцелел — увел в леса баб со стариками и детишками. И они, сукины дети, сожгли Холуй…
— Плохо, — сказал Чекмай. — Так и сидите в лесу?
— А что делать-то?
— Позови кого-нибудь из своих, пусть вместе со мной едет в Мугреево. Там теперь князь раны залечивает. Я чай, мугреевские мужики с вами хоть мукой поделятся — что-то же вам есть надо, а на болотах рожь не растет.
— А почем я знаю, кто ты таков? Может, ты нашего человека выманишь и прирежешь! — возмутился тот, кто сидел высоко в многоярусной кроне старого дуба.
— Да что с него взять, с вашего человека, кроме старых лаптей?
— Нас и так мало совсем осталось…
— На обратном пути, может, поеду мимо… Кто-то из ваших всегда тут, на дубе, как Соловей-разбойник, сидит?
— Да приходится…
— Постараюсь хоть мешок муки или круп на заводном коне сюда доставить. У вас же там и дети малые, поди?
— И дети…
— Ну, бог с тобой, сиди дальше.
Чекмай, имея в душе некий список злодеяний, за которые следовало посчитаться с польскими панами, молча прибавил еще и это.
Далее дорога обогнула Ванюковское болото и вывела к повороту на Мугреево.
В мугреевскую вотчину входило несколько деревень и починков. Владения князя были довольно велики — на севере простирались до селища Южа, захватывая Белоусовские пустоши, если двигаться оттуда на запад — граница проходила по Богоявленскому озеру; часть вотчины располагалась на левом берегу реки Лух. Приближаясь к Мугрееву, Чекмай задумался: а там ли воевода? Он ранен, исцеление продвигается плоховато, а ему же еще следовало позаботиться не только о своей безопасности. У князя с княгиней Прасковьей Варфоломеевной родилось шестеро — три сына, три дочери. И сыны — еще не в тех годах, чтобы браться за оружие. Возможно, следовало сразу ехать в Иверскую пустынь, что поблизости от княжьей усадьбы. К ней вели потайные лесные гати. Иноки могли не только укрыть воеводу, но и лечить его.
Чекмай подумал, прислушался к своему нюху — и решил сперва навестить усадьбу, где прошло его детство.
Все было так — да не так.
Тогда она была обнесена тыном скорее для того, чтобы домашняя живность не удирала. Теперь ворота и заново поставленный крепкий тын охраняли оружные люди, незнакомые Чекмаю. Он потребовал, чтобы позвали к воротам мать — насколько он знал, княгиня Прасковья после пострижения в иноческий чин и недавней смерти княгини Марьи забрала ее и сестру Чекмая Аксинью к себе.
Мать отыскали и привели к воротам, поставили на скамью, чтобы она с высоты тына увидела сынка.
— Господи! Да неужто! — воскликнула она, и лишь тогда ворота отворили ровно настолько, чтобы въехал всадник с заводным конем в поводу.
Обширный двор усадьбы теперь был пуст. Дворня куда-то попряталась — а раньше ведь одних красивых девок сколько тут бегало, и детишек, и сколько баб перекликалось — от сараев, от амбара, от ледника, от птичника, от подклетов неслись их голоса.
Чекмай соскочил с коня, и мать обняла его.
— Пойдем к тебе, сниму хоть проклятую кольчугу, — сказал он. — Врагам бы нашим всю жизнь в кольчуге спать. Как князь?
— Пойдем, пойдем! — твердила мать. — Дитятко, как же исхудал-то! И волосики… Сынок, может, остригу?
— Я сказал — нет. Так что — князь?
Мать за руку, как маленького, повела его в свои покойчики. Кто-то из дворни забрал и стал расседлывать коней, парнишка, чьего имени Чекмай не мог вспомнить, потащил следом за ним дорожные мешки.
— Лежит князюшка. Чуть живого довезли, нога болит, рана плохо заживает, бывает — в жару весь и мечется… Княгинюшка исстрадалась… Денно и нощно при нем, денно и нощно…
Чекмай скинул кафтан и стянул кольчугу.
— Баню-то у вас топят? — спросил он. — Мне бы в баню… Но сперва — к князю! Где он?
— Да где, как не в княгининых покоях? Там можно выйти на крылечко, на гульбище, он порой выходит, ему кресло ставят, там сидит, ножка раненая на скамеечке…
Именно там Чекмай и нашел своего воеводу.
— Здравствуй, — сказал он и поклонился.
— Здравствуй и ты. Прости, не могу встать, чтобы обнять. Нога разболелась. Мирошка, принеси табурет!
Князь исхудал, лицо осунулось, вытянулось, и отчего-то он не велел поправлять себе бороду — выросла длиннее, чем было бы удобно ратному мужу тридцати трех лет от роду. Волосы были очень коротко острижены, и Чекмай видел причину: шрам на голове, судя по всему — от сабельного удара, прошедшего вскользь. Была на князе простая рубаха, был расстегнутый голубенький зипун, левая нога в сапоге, правая — босая, обмотанная холщовыми полосами, на подушке. Рядом на скамейке — питье в кувшине, другое питье — в оловянном достакане с откидной крышкой. И там же — рукописная книга «Житие князя Константина Муромского».
Тут же стоял парнишка лет двенадцати, что был у князя на посылках, взятый из дворни — босой, в рубахе и портах не по росту, и он сразу кинулся исполнять приказание.
— Привез я скверные новости, — сказал Чекмай, садясь. — Во-первых, тут мой недогляд, проворонили мы то послание, что московские князья и бояре, иуды окаянные, тайно переслали в Англию. Шло оно через тех московских купцов, что сбежали в Вологду и стакнулись с английскими. И те англичане, даже не дожидаясь ответа из Англии, уже стали готовиться к тому, чтобы на общие деньги созвать свое ополчение. И вот тебе список купцов, наших и английских, что в заговоре. Я так понимаю, что более половины дадут русские купцы, прочее — они, и они уверены, что им пришлют средства, оружие и опытных в ратном деле людей из Англии. Они лишь ждут, чтобы Ляпунов с Заруцким передрались. Вот, гляди…
Чекмай отдал князю письма, похищенные Гаврюшкой, и переклад на русский, сделанный Глебом с Митькиных слов. Князь внимательно прочитал, задал вопросы, получил ответы.
— Деньги в это дело будут вложены немалые, — заметил князь.
— И на эти деньги, видать, будет закуплено оружие — чтобы не огромные пищали в поход брать, а аркебузы и мушкеты. Да и кормить ратников каждый день хоть дважды надобно. И ратный доспех… Хоть те же тегилеи
[10] — так их еще изготовить требуется! Байданы
[11], колонтари
[12], шлемы…
