— Так прямо и сказал: Артемий Кузьмич, отыщи мою Авдотью?
— Да не сказал, а приказал… При мне это было…
— Ты видела его? Каков он? Что за человек? — напустился Деревнин на невестку.
— Иван Андреич! — рявкнул Чекмай. — Дай ей слово сказать. Настасьюшка, голубушка, ты постарайся вспомнить — как его Анисимов называл? Иваном, Петром, Федотом? Иван Андреич, тот, кто приказывает Анисимову, — непростой человек.
Настасья опустила глаза.
— Говори, не бойся, с нами бояться нечего. Они тебе угрожали? — догадалась спросить Ульянушка.
— Нет… добром просили…
— Иван Андреич, ты мастак терпеливо разговаривать, попробуй ты, — попросил Чекмай. — Есть у меня одно подозрение…
— Не могу! Не могу, понимаешь? — Деревнин вскочил и вышел в сени.
Долго бились с Настасьей, сулили ей и новые сапожки, и кисейную рубаху, но она никак не могла выговорить имя молодца, который вдруг полюбился. Казалось ей — со стыда сгорит, коли произнесет: «Никита Юрьевич Вострый». Наконец пришел Гаврюшка, мать кинулась его обнимать, расспрашивать, он чувствовал себя неловко: Настасья не понимала, что прежнего дитяти более нет, а дитя никак не могло ей этого втолковать.
Наконец Ульянушка поняла, в чем загвоздка, и увела Настасью на двор, подальше от мужчин. Там они сидели на лавочке за курятником, у грядок, довольно долго. Уже и вечер настал, а они все шептались.
Наконец Ульянушка вернулась в избу и сказала:
— Гаврюша, беги к матери, будь при ней, как бы не сбежала. Дедушка Чекмай, с тебя причитается.
— Любого подарка проси, — усмехнулся Чекмай. — Так что?
— Назвала она того молодца. Он ей полюбился, потому стыдилась. И из Козлены уходить не желала — она его там в окошечко видела. Имя ему — Никита Юрьевич Вострый…
— Что?! — Чекмай вскочил. — Вострый в Вологде?
— Выходит, так.
— И искал Авдотью? Так он, стало быть, и дал Авдотье ту иудину грамоту. Вострый! Глеб, разумеешь, для чего он из Москвы примчался? Все совпало — ратные люди и пушки из Англии, да и прочее оружие, Вострый из Москвы. Беда, брат Глеб… Сдается, для того он приехал, чтобы и ратников, и пушки, и деньги отсюда забрать — а созывать ополчение в ином городе, да хоть бы в Ярославле, все к Москве поближе. Черт бы его побрал! Все я проворонил! Как теперь князю в глаза глядеть?
— Погоди, не шуми, — одернул его Глеб. — Не все еще потеряно. Вострый не знает, кого ему тут нужно опасаться. Мы можем…
— А коли уже знает? Митька возле канатного двора мельтешил, Гаврюшку могли заметить… Вот что — уходить отсюда надобно. Иван Андреич, Гаврила! Митя! Коли он сюда английских ратников приведет…
— Я побегу, найду другое место! — сразу вызвалась Ульянушка. — Заречье велико, сейчас лето, многие мужики ушли на стругах и насадах к северу за товаром, иные избы, сдается, пустые стоят! Глебушка, что глядишь? Найду я другое жилье! Дедушка, дай денег — уплатить за жилье.
Она выбежала из избы и понеслась по своим подружкам и знакомицам. Весь день носилась по Заречью, посмотрела пять дворов, шестой ее устроил — был он за Фрязиновым, на выселках. И в тот же вечер она повела туда мужчин, включая Глеба — береженого Бог бережет.
Вернулась Ульянушка уже в потемках. Быть одной в опустевшей избе было страшновато. И когда она услышала, что кто-то ходит по двору, — испугалась, взяла печной ухват. Хоть и засов заложила, а все равно — с ухватом надежнее.
В дверь постучали.
— Кто там? — крикнула она.
— Тут богомаз Глеб стоит?
— Нет его! Ушел с другими богомазами церковь расписывать!
— А я хотел образ ему заказать, святого Димитрия Солунского.
— Самое время образа заказывать! Завтра приходи!
— А нет ли в Заречье другого богомаза Глеба, чтобы Димитрия Солунского написал? — не унимался детина за дверью.
Тут Ульянушка кое-что вспомнила.
— А ты ничего с собой не принес? — осторожно спросила она.
— Принести-то принес.
— Деревянное?
— Деревянное!
— А какой длины?
— Да почти четверть.
— Слава богу!
Запалив от печного уголька лучину в светце, Ульянушка вышла в сени, отворила дверь и впустила невысокого плечистого молодца. Он первым делом достал из-за пазухи бирку. Ульянушка взяла с Глебова стола другую бирку. Они совпали.
— Меня Васей звать, — сказал молодец. — По прозванию Бусурман. Велено сыскать Чекмая. Кузьма ему кланяется. Нас три десятка, все в лесу, покамест еще ночью тепло, не жалуемся. Народишко собрался пестрый, есть и татары. Ты не бойся, они по-нашему хорошо говорят, только, бывает, своему татарскому богу молятся. Я сам по-татарски знаю, потому прозвали Бусурманом, да я не обижаюсь. Есть у нас Верещага, есть Власко Дубовый Нос, ничего, привыкли.
— К Чекмаю я тебя сейчас отведу, — сказала Ульянушка. — На-ка, по дороге съешь пирожок с капустой! Слава богу, что вы пришли. Тут у нас такое деется…
Глава 18
Канатный двор
Когда муж отправился на поиски внука, Авдотья думала: сейчас привезет и как-то накажет. Но прошли сутки, другие, третьи — Ивана Андреича все нет и нет.
Не на шутку забеспокоившись, Авдотья пошла к Гречишниковым. Пришла вечером к Кузьме Петровичу, зная, что хоромы для Мартьяна Петровича найдены, но их еще нужно привести в божеский вид, так что семья пока живет вся вместе.
— Всякое случается, подожди еще немного, — сказали ей Гречишниковы. — Захворал, добрые люди приютили… Бывает, что хворого в обитель к инокам несут… А может, внук так запропал, что сразу не сыскать… Отроки на все горазды… Молись и жди… Мы спосылаем людей в земскую избу, там, коли что, скажут…
В сущности, отсутствие мужа Авдотью даже радовало. Без него было веселее. Она сразу заняла ту лавку, на которой он спал, и прибрала постель Гаврюшки. Без мужеского пола семье, вынужденной жить в одной комнате, как-то вольготнее, и Аннушка с Василисой словно ожили, проснулись, стали песни петь.
Прошла еще седмица, и стало ясно — куда бы Иван Андреич ни забрался, отыскивая внука, возвращаться ему будет сложновато — начиналась распутица.
Гречишниковы сказали: посылают-де человека в земскую избу, посылают! Тело нигде не подняли, статочно, жив.
И еще одна седмица прошла, и Авдотья наконец сильно забеспокоилась — коли жив, отчего не дает о себе знать? Тогда-то и пришел к ней Мартьян Петрович.
— Я про Ивана Андреича спрашивал бывалых людей, купцов, они тут всякое повидали, — сказал он. — И вот нашлась добрая душа. Артемий Кузьмич Анисимов велел подручному Андрею Корнилычу, своих знакомцев расспросить, а у того их много. Я раньше времени тебе говорить не хотел, все надеялся…
