Спектакль «Ужин», в котором я впервые выступил продюсером и где играли мы с Арменом Джигарханяном (то есть в афише наличествовали сразу два известных и привлекающих внимание публики имени), продемонстрировал, насколько серьезный доход можно получить, играя пользующуюся повышенным спросом вещь в больших залах. Затем, поскольку Джигарханян мог выходить на сцену очень редко в силу своей занятости, в том же 1997 году я принял решение сделать еще один спектакль по образцу и подобию «Ужина» – такой, который смог бы гарантированно собирать большие залы.
Второй моей продюсерской работой стал спектакль «Сублимация любви». Комедию А. де Бенедетти поставил Саша Марин, к тому времени уже довольно громко заявивший о себе в театральной жизни Канады. «Сублимация любви» стала редким подтверждением того, что в спектакле, взятом в репертуар из соображений коммерции, могут быть сохранены и интеллигентность, и вкус, и немалые художественные достоинства. Сегодня, по истечении пятнадцати лет эксплуатации спектакля, он успел пройти около двухсот пятидесяти раз на многих сценах как России, так и зарубежья. Думаю, что это несомненное свидетельство высокого уровня режиссерского мышления Александра Марина и профессиональной зрелости, продемонстрированной Мариной Зудиной и Виталием Егоровым.
Созданные Сашей Боровским декорации легки, эффектны, ироничны, чтобы не сказать саркастичны, и, помимо того, просто красивы – они создают чрезвычайно важный для этого спектакля настрой радостного ожидания театрального свершения. Обычно мы играем «Сублимацию любви» на сцене Художественного театра, и заполненный зрительный зал и его живые реакции на происходящее на сцене являются самой главной наградой за наш нелегкий труд.
Я уверен, что любые жизненные трудности следует встречать усилением и подъемом своего творческого, трудового тонуса. В этом состоянии легче преодолевать и те испытания, которым нас подвергает наше родное государство. В течение двух лет, воспоследовавших за финансовым кризисом 1997 года, в нашем маленьком театре происходил настоящий репертуарный взрыв. О спектаклях, вышедших тогда, я уже рассказал.
Может показаться совсем уж невероятным, но во времена дефолта нам удалось вырваться на новые орбиты. Именно тогда родилась и оправдала себя идея так называемых малобюджетных спектаклей. В результате ее реализации, кроме спектаклей, финансируемых Комитетом по культуре города Москвы, у нас появились работы, которые создавались на так называемые продюсерские деньги. Необходимые суммы складывались и из моих собственных средств, которые я выделял, показывая личный пример вклада, и из средств верных друзей Театра на Чаплыгина, то есть наших меценатов. Впоследствии что-то из этих вложений возвращалось в Фонд поддержки и развития театра под руководством О. Табакова, но отнюдь не возврат денег является смыслом подобного. Главное – это способность к некоему противостоянию резко ухудшившимся условиям нашей творческой и производственной работы. Нам предлагают затаиться и сдавать свои помещения под «высокую моду», рестораны, казино… Не хочу продолжать этот бесславный список. А мы доказываем, что ухудшению материального положения театров можно и нужно противостоять иначе – выпуская за год вместо двух запланированных спектаклей пять, как это делали мы. Сохранять человеческое и художественное достоинство в любых предлагаемых условиях – вот мой взгляд на решение проблемы. Мне очень близка формулировка Андрея Макаревича в одной из песен «Машины времени»:
Не стоит прогибаться под изменчивый мир,
Пусть лучше он прогнется под нас.
Теми самыми «малобюджетными» спектаклями были «Искусство», «Любовь как милитаризм», «Отец», «Секс, ложь и видео», «Не все коту масленица», «Любовные письма». Обычно в таких работах занято небольшое количество актеров, поэтому затраты на костюмы и декорации не требуют чересчур больших денежных вложений. Гораздо важнее становятся актерские свершения.
Сейчас, оглядывая вереницу этих спектаклей, смею утверждать, что наш подход к делу оказался и правильным, и плодотворным. Дело даже не в тех наградах, которые мы получили за них и которые мы еще получим за другие спектакли, а в том, что мы научились внятно руководить собственным существованием, оставаясь на плаву даже в самый сильный шторм. Не болтаемся по воле волн, как бесхозные бревна, а держим вахту у штурвала, упорно и постоянно решая серьезные проблемы.
Цена билетов на спектакли подвального театра, начинавшаяся в начале девяносто седьмого года от пяти рублей, была увеличена, а практика переноса спектаклей Подвала на большую сцену стала регулярной. К тому времени «режиссером Табаковым» уже был создан спектакль «На всякого мудреца довольно простоты», и мы попробовали его сыграть на большой сцене Художественного театра. Получилось. Потом туда же были перенесены спектакли «Псих» и «Обыкновенная история», собиравшие «хронические» аншлаги на Чаплыгина.
Тут еще все очень совпало: и мой приход во МХАТ, и его полупустые залы, и необходимость привлечь зрителя в Камергерский. Я очень хотел, чтобы у зрителей родилась и закрепилась уверенность в том, что прекрасный мхатовский зал может и должен быть всегда только переполненным. И постоянные зрители подвального театра просто не смогли не обратить внимание на Художественный театр. Даже несмотря на то, что Подвал арендовал сцену в самые «некассовые» дни.
А с начала двухтысячных годов подвальным театром стали создаваться спектакли специально с расчетом на большую сцену. Первой ласточкой в этом смысле стал спектакль «Дядя Ваня». После него обратного хода уже быть не могло. Очень успешно шли на Основной сцене МХАТа и «Псих», и «На всякого мудреца довольно простоты», и «Сублимация любви», и «Дядя Ваня», и «Похождения авантюриста Феликса Круля». А потом появились «Похождение…», «Безумный день, или Женитьба Фигаро», «Чайка», «Год, когда я не родился», изначально ориентированные на большую сцену. На гастролях все перечисленные спектакли идут в «тысячниках», забитых зрителями до отказа, то есть когда часть публики, получившая «входные» билеты, согласна проводить три часа действия, стоя вдоль стен зала.
Логическим продолжением всего вышеизложенного стал вопрос о строительстве нового здания театра с залом, способным вместить всех желающих увидеть наши спектакли. Но увы. До начала реального строительства театра прошло более десяти лет.
Научить хорошо играть
Я никогда не выдавал себя за режиссера. Для меня режиссерами были очень высокие в своей профессии и таланте люди: Георгий Александрович Товстоногов, Анатолий Васильевич Эфрос. Все остальные – по нисходящей. А я всегда был человеком, способным научить актеров хорошо играть. Это было весьма важно за границей, потому что спектакли, поставленные мною, оставались в репертуаре капиталистических театров не на один сезон, что являлось показателем коммерческой успешности этих работ. И все это происходило именно по той причине, что у меня есть вот эта вот способность научить актеров хорошо играть.
До 2000 года, то есть до моего прихода в Художественный театр, я поставил еще три пьесы в Подвале: «Чемпионы», «Прощайте… и рукоплещите!» и «На всякого мудреца довольно простоты».
