Алкоголь в Школе строго запрещен. Один-единственный случай нарушения запрета означает безоговорочное и моментальное отчисление, каким бы талантливым ученик Школы ни был. Кстати, от курения к третьему курсу все отказываются сами из-за серьезности физических нагрузок.
Поступившим было дано задание на лето, которое они должны были выполнить, находясь дома: собрать коллекцию наиболее смешных фамилий их родных регионов (на курсе набора 2010 года было только четверо москвичей), попытаться выступить в жанре «сам себе режиссер» – не обязательно с кинематографическими намерениями, а хотя бы с фотографическими. И, наконец, сделать пародию на самое отвратительное и пошлое, что есть в нашей действительности.
Жизнь наших учеников непривычно трудная и интенсивная для людей их возраста. Но если у человека есть настоящее дарование, такой образ жизни непременно даст свои результаты. В конечном итоге практически неизбежно наступят профессиональное возмужание и рост. Их катализатором является дебют на профессиональной сцене.
Занимаются люди в Школе побольше, чем в любых театральных вузах. Хотя время ежедневного общешкольного подъема 8:00, многие ученики просыпаются гораздо раньше и бегут заниматься в спортзал. Есть и такие, кто умудряется, вскочив в 8:30, переделать все свои утренние дела за полчаса. А с девяти утра начинаются общеобразовательные предметы. Время сценических дисциплин – мастерства, сцендвижения, танца и вокала – наступает позже. Со второго курса начинается работа над отрывками. С третьего – приближение к дипломным спектаклям, некоторые из которых вырастут из отрывков, а некоторые будут браться сразу целиком.
Отрывки мы начали с «Пастуха и пастушки» Виктора Астафьева и нескольких сцен из пьесы «Валентин и Валентина» Михаила Рощина. Уже есть идея объединить в один спектакль всю трилогию Рощина, выбрав только те отрывки, в которых развивается любовная линия. То есть создание самостоятельных спектаклей не программируемо и не является не допускающей отклонений догмой. Но я, наверное, все-таки буду делать «Две стрелы» Александра Володина и «Билокси-Блюз» Нила Саймона. Вот тот репертуар, который «грозит» нашим ученикам в самом ближайшем будущем.
Одна-две роли в дипломных спектаклях будут исполняться взрослыми артистами, чтобы студенты почувствовали, каково это – работать на одной сцене с профессионалами. Причем одну и ту же роль по очереди будут играть разные люди: и Володя Краснов, и Миша Хомяков, и Юра Кравец, потому что каждый из них сделает все по-своему. И любому взрослому актеру такой опыт будет очень интересен.
Вначале дипломные работы будут показаны в самой Школе, а затем, если это будет того заслуживать, лучшие из них можно будет перенести на сцену Подвала. В 2013 году в подвальном театре начнется достаточно серьезный ремонт, если наконец будет построено новое здание театра на Малой Сухаревской. Конечно же, было бы разумно, естественно и последовательно, чтобы сцена Театра на Чаплыгина, 1а, была передана Школе.
Те ученики, которые будут мне нужны, выйдут на сцену рано и в зависимости от судьбы и фарта (а он в ремесле нашем играет значительную роль) будут приняты мною в труппу. Возможно, кто-то из них захочет продолжить образование в высшем театральном учебном заведении. Я не моделирую их дальнейший жизненный путь жестко. Но процентов на 70, ну, на две трети-то точно, это будет зависеть от их театральных дебютов. Как они себя покажут, так все дальше в их жизни и будет.
По итогам первого года обучения я отчислил семерых. Для людей это была настоящая трагедия. Кто-то прямо до зубовного скрежета пытался вернуться, но это абсолютно невозможно, так как отчисляются из Школы люди исключительно по профессиональным соображениям, а не каким-то иным. Девочка одна была отчислена потому, что ушла сниматься в кино без разрешения. Но что это теперь обсуждать…
Перед отчислением я привык говорить с людьми лично. С каждым я обязательно разговариваю отдельно. Говорю им правду, а это человеку бывает очень больно. Во всяком случае, не сказать правду – это тоже оскорбить, произвести подмену или назвать одно другим. Зачем же? Они ведь тоже понимают, на какой риск шли. Все ученики заранее предупреждаются мною о том, что они вступают на территорию, почти лишенную социальных гарантий. И что эта профессия – не профессия официанта, или юриста, или еще кого-то, кто сейчас востребован. Все по-честному, поскольку они об этом предупреждены. Нет, Школа эта – чистилище, где отбирается материал человеческий. Больно, но куда же без этого.
Не знаю, все ли до единого из выпускников Школы пойдут именно по актерской стезе, но мне очень бы этого хотелось.
В любом случае понятие ранней профориентации полезно всегда. Мне повезло, что в свои четырнадцать лет я уже на ощупь подбирался к главному делу своей жизни. Я выходил на сцену, преодолевая болезни, сложности уроков, но занимался этим, всегда испытывая радость. И, как ни глупо это звучит, эта радость осталась со мной до сих пор, хотя, может быть, не в том отчаянном объеме. Но иногда, когда зрители испытывают подъем духа от встречи со мной… Однажды мы приехали в город Дубну, вышли на сцену, и зрители аплодировали нам минуты полторы, а может, и целых две. И это, конечно, мобилизует все оставшиеся силы. Не знаю, что может с этим сравниться. Разве что рождение детей.
Пока в Школе все идет так, как должно быть. Произнести о ней что-то внятное можно будет в 2014 году, после первого выпуска. Но сам факт создания Школы, может быть, более значителен, чем даже предполагаемые результаты. Однако сейчас я могу сказать, что штук семь, а может быть, восемь дарований имеют все шансы вырасти в заметных артистов. Урожайность на таланты, прямо скажем, небывалая для любого театрального вуза. Во всяком случае, я понимаю, что после двух лет, проведенных в колледже, они поняли, чем они владеют. Я имею в виду не профессию, а счастливый билет, который им удалось вытащить. Как в советское время говорили: «выиграли “Волгу” по трамвайному билету…»
Право русского театра на жизнь
Спустя шестьдесят лет с того момента, как я поступил в Школу-студию МХАТ и начал работать в профессии, я только крепче уверился в своей мысли, что театр – это мой дом. Русский репертуарный театр не может быть другим. Или может, но это уже будет театр, который преобразует следующее поколение. Я уже неоднократно цитировал графа Михаила Лорис-Меликова, который смог отрезвить Александра II, пребывающего в эйфории после отмены крепостного права, одной фразой: «Ваше величество, прогресс и свобода будут только тогда, когда вырастет первое не поротое на конюшнях поколение». Возможно, оно, это поколение, каким-то странным образом трансформирует театр, совмещая добычу средств с занимательностью изложения. Русский репертуарный театр выживет только в той части, которая научится зарабатывать деньги. Только так. Я уже это говорил.
Что называть правом на жизнь? Во всем мире репертуарные театры, а в Европе это муниципальные театры, зарабатывают не больше четверти своего бюджета. А театры, которыми я занимаюсь, зарабатывают уже до сорока процентов. Подвал – несколько больше. Это при том, что в зале всего чуть больше ста мест. А когда войдет в строй зал на Малой Сухаревской, 5, то процент станет выше и даст основание думать, что возможно существование русского репертуарного театра совмещать с зарабатыванием денег.
