Дрожащей рукой я еле поднял фонарь, который будто налился свинцом. Луч неровно поплыл вперёд, по усыпанному пыльным хламом полу, пока не уткнулся в сидящую на самом дальнем сиденье тёмную фигуру. Сердце в моей груди, кажется, остановилось.
Ксюха уткнулась лицом мне в плечо. Фигура не шевелилась. Я изо всех сил старался не дёрнуть рукой с фонарём, чтобы не упустить её из виду, представляя себе, что тогда она исчезнет, и от этого станет ещё страшнее.
– Эй! – крикнул Макс. И подался вперед, приглядываясь.
Пришлось пнуть его по ноге. Опять принялся за своё?!
– П-погодь, Лёха. Добавь-ка яркость.
Не спуская глаз с сидящего, я довёл ползунок до максимума. И облегчённо выдохнул. За фигуру мы приняли лежавшее на спинке сиденья длинное чёрное пальто.
Ксюха с трудом оторвалась от моего плеча, но руку не отпустила, и мы осторожно двинулись вперёд, к кабине, стараясь не наступать на разбросанные вещи.
Проходя мимо стальной коробочки переговорного устройства «Пассажир-машинист», я не удержался и зачем-то нажал на красную кнопку. Кнопка туго вдавилась и застряла, так и не выскочив обратно. Потеряв к ней интерес, я пошёл дальше. Мы почти добрались до двери в кабину, когда за нашими спинами из динамика коробочки раздалось шипение помех, заставив всех обернуться.
– В-вагон же обесточен. – неуверенно пробурчал Макс.
Я ничего не ответил, потому как сам совершенно запутался в происходящей вокруг чертовщине.
Сквозь помехи прерывисто зазвучал знакомый бархатный голос Михаила Быкова, легендарного диктора вагонного оповещения:
– …жаемые..ссажиры! Не за..вайте свои вещи в..гонах..ктропоезда!
Затем последовал очередной треск помех, и Быков продолжил:
– На..дите моего..шку! На..дите моего..шку! На..дите! На..дите! На..дите!
– Да заткнись ты, сука!!! – взревел Макс и с размаху ударил кулаком по устройству, ещё раз, ещё и ещё, пока кнопка не отскочила, оборвав Быкова на полуслове.
– Чтоб ты сдохла, падла!!! – проревел он в динамик и тяжело задышал от накопившейся злости, потирая разбитый кулак.
Я заметил, что он проорал всё это без заикания. Это был хороший знак. Такой Макс мне нравился больше. Я хлопнул его по плечу:
– Хорош, всё. Идём.
Дверь в кабину была приоткрыта и жалобно скрипнула на ржавых петлях, когда я легонько толкнул её ногой. Интуитивно отпрянув назад, я приготовился к очередным сюрпризам, но, к счастью, внутри никого не оказалось. Лобовая дверь, ведущая из кабины в туннель была распахнута настежь. Мне пришлось заставить себя не думать над тем, кто мог её открыть, – голова и так кружилась от вопросов. Я поёжился от дуновения ещё более промозглого и сырого туннельного воздуха и вошёл первым.
Всегда мечтал побывать в кабине метропоезда, но вот только не при таких обстоятельствах. Одна за другой стали наваливаться картины катастрофы от первого лица, представления того, как весь этот кошмар выглядел отсюда, изнутри. А вот интересно, кстати, находился ли машинист в кабине в момент аварии, или исчез раньше, вместе с остальными, так и не узнав, что произошло с его поездом?
Стёкла лобовых окон практически отсутствовали, и их закруглённые подгнившие рамы ощетинились торчащими из проёмов осколками. Ещё бы, после таких-то ударов… Я вспомнил, как состав швыряло из стороны в сторону. Столкновения с платформой и путевой стеной не выдержало и окно передней двери. Всё вокруг было усеяно битым стеклом. Всё, кроме обтянутого дерматином кресла машиниста. Я озадаченно хмыкнул и осмотрел его внимательно. Ни единого осколка. Стало быть, в момент крушения машинист всё ещё находился здесь, приняв на себя часть этого стеклянного града. Мой кроссовок уткнулся во что-то мягкое. Я наклонился и поднял с пола помятый форменный китель. Китель машиниста. На внутренней бирке под воротником синими чернилами была выведена фамилия и инициалы владельца: Савченко В. Р. Из внутреннего кармана торчал какой-то прямоугольный предмет. Рука непроизвольно потянулась к нему, и мне вдруг стало не по себе, как если бы я обыскивал труп.
Я обернулся к ребятам и заметил, что они также с интересом смотрят на торчащий прямоугольник.
– Доставай уже. – подогнал меня Макс.
Я запустил руку в карман и вытащил небольшую мягкую книжицу, а скорее – блокнот.
Записи и пометки, оставленные шариковой ручкой, выглядели вполне типичным для записной книжки. Телефонные номера с именами, номера маршрутов, даты, множество цифр и технических обозначений. Я отметил про себя красивый и аккуратный почерк машиниста. Наверное, и рисовал хорошо, – подумалось мне. И в подтверждение моим догадкам, с середины блокнота пошли зарисовки. Я стал листать медленнее, удивляясь явному художественному таланту Савченко. Большинство рисунков были исполнены в стиле геометрического абстракционизма, но были также и зарисовки станций, туннелей, каких-то отдельных механизмов, людей.
– О, как красиво. – прошептала за моим ухом Ксюха, глядя на портрет женщины в форме за письменным столом. – Наверное, коллега его. Или начальница.
– Любовница, сто пудов. – усмехнулся Макс.
Я лишь пожал плечами и перевернул страницу. И вздрогнул от ужаса, чуть не выронив блокнот из рук. С пожелтевшей от времени бумаги, зловеще улыбаясь из-под спутанных волос, на нас пялилась девочка.
– Сука! Твою же мать! – выпалил Макс.
Ксюха ойкнула и резко отвернулась. Мне жутко захотелось выбросить блокнот куда-нибудь подальше, но оторвать глаз от картинки я уже не мог.
Девочка была нарисована хоть и достаточно небрежно, скорее, как набросок по образу, по короткому воспоминанию, без чётких деталей, но вполне узнаваемо. Бесформенное платье, похожее на рваные тряпки, растрёпанные волосы, босые ноги, худые, висящие плетьми, руки и этот хищный оскал… По телу вновь пробежала ледяная дрожь.
Девочка стояла на путях в туннеле, который, к слову, был прорисован чётко. И смотрела как будто бы в кабину надвигающегося поезда, прямо в глаза машинисту. Правой рукой тварь сжимала за шею плюшевого медвежонка…
Под рисунком был записан очередной номер телефона и фамилия «Фёдоров». Остальные страницы были пусты.
Я поспешно убрал блокнот обратно в карман кителя, и аккуратно повесил его на спинку кресла.
– Что это там, на руле? – спросила Ксюха, указывая на штурвал стояночного тормоза.
– Дай посмотрю. – Я отодвинул её в сторонку и подошёл к красному ободу штурвала.
На нём, в месте крепления оси к стойке застрял обрывок ткани. Грязно-серый лоскуток мешковины.
– Она была здесь. – опередил меня Макс и смачно харкнул в сторону. – Чёртова сука была здесь.
Из глубины туннеля вновь раздался глухой стон. Эхо прокатилось по своду и ощутимо отдалось вибрацией в полу. Вскрикнув, Ксюха подскочила и прыгнула на меня. От неожиданности потеряв равновесие, я пошатнулся назад, запнулся о свою же ногу, повалился и грохнулся на пол, потянув за собой и Ксюху и Макса. Вагон заскрипел и качнулся. Из верхней части рамы выпало несколько осколков стекла. На крышу кабины и на шпалы просыпалась бетонная крошка.
