– Арест бросит пятно на репутацию всего батальона! Его потом отпустят, а пятно останется!
Дядечка в штатском – прокурор он, что ли? – тяжело вздохнул и предложил:
– Ну так не предъявляйте обвинения, просто посадите на гауптвахту.
– На каком основании? – встопорщил усы комбат. – Он ни в чём предосудительном не замечен! Его к почётному знаку «За отличную службу» второго дня только представили!
– Так пусть натворит что-нибудь. Окно разобьёт или драку затеет, я не знаю! – отмахнулся непонятный тип. – Решено! Посидит на гауптвахте, а мы пока во всём разберёмся.
События начали развиваться по наихудшему сценарию, и я даже задумался, не пора ли вытягивать из рукава заначенного там туза и требовать встречи с Альбертом Павловичем, но подавил этот порыв и суетиться не стал. Просто не до конца понимал правила игры – а ну как объявили мизер, и туз не только не поможет, но ещё и крепко накрепко свяжет меня с убитой? Возможно даже – даст следствию железный мотив. Рано. Пока слишком рано.
– Ну зачем же сразу на гауптвахту? – с улыбкой произнёс вдруг агент контрольно-ревизионного дивизиона. – У него подозрение на шоковое состояние диагностировано после известных событий. Вот и пусть посидит в медицинском изоляторе, нервы в порядок приведёт.
На этом все и сошлись, возражений не прозвучало.
И да – я тоже промолчал. А что тут можно было сказать? Тут даже адвоката требовать бесполезно – потому как никакой это не арест, опротестовывать нечего. Одни только объективные медицинские показания, их никакой консилиум не опровергнет.
Изолятор госпиталя оказался мне прекрасно знаком. Нет, конкретно в этом помещении прежде бывать не доводилось, а вот затянутые войлоком пол и стены уже лицезрел в обиталище Льва. Все личные вещи и даже форму изъяли на входе, взамен выдали больничную пижаму и вознамерились скормить пяток пилюль.
– Успокоительное и это… от сверхспособностей, – пояснил санитар сопроводившему меня в госпиталь агенту. – Положено.
Представитель контрольно-ревизионного отделения забрал два стаканчика – один с водой, другой с таблетками и отпустил медбрата, пообещав:
– Я прослежу.
Санитар насупился, но возражать не решился и оставил нас наедине. Тогда агент высыпал пилюли в боковой карман кителя, а воду протянул мне.
– Будешь?
Пить не хотелось, молча покачал головой.
– Приятного дня, – усмехнулся старший агент, осушил стаканчик и вышел, прикрыв за собой дверь.
Приглушённо лязгнул засов, и я опустился на мягкий пол, подобрал под себя ноги, попытался унять волнение и очистить сознание от страхов. Сейчас всё зависело от того, как Альберт Павлович отреагирует на известие об убийстве Ольги: прикроет меня, отойдёт в сторону или бросит на съедение волкам. Но в любом случае повлиять на его решение никакой возможности не было, не стоило и забивать себе этим голову.
И без того хватало, о чём поразмыслить.
Кто убил Ольгу? Зачем? Почему подставили меня? Прознали о подмоченной репутации или изначально собирались вывести из игры сразу двух агентов Альберта Павловича, какую бы структуру тот ни представлял?
Вопросы, сплошные вопросы и никаких ответов. Нужно было срочно отвлечься, и я решил заняться развитием сверхспособностей, чем в последнее время откровенно пренебрегал. Но только потянулся к сверхэнергии и сразу досадливо поморщился из-за явственного сопротивления помех. Или не сопротивления даже, а просто назойливого шума. Сам по себе помешать тот не мог, но и концентрации нисколько не способствовал, пришлось погрузиться в медитацию, уйти на глубину, где уже ничто не раздражало и не отвлекало.
Некоторое время спустя – через минуту или час – я обрёл желанную невесомость, расслабился и поплыл, согреваемый мягкими касаниями сверхэнергии, но не уснул, а принялся ловить следы чужого присутствия, будто не был заперт в палате для буйнопомешанных, а спустился в подвал на очередное практическое занятие по развитию ясновиденья. Где-то на самой границе действительности продолжали потрескивать помехи, но теперь они нисколько не мешали, просто были. А затем по коридору прошёл оператор – не знаю как, просто понял это и всё.
Возможно, это даже была Лизавета Наумовна. Интересно, отпустят меня сегодня к ней на процедуры?
Интерес едва не разметал тщательно культивируемое безразличие и отрешённость, пришлось приложить определённые усилия, дабы вновь достичь состояния… нет, не просветления, всего лишь внутренней невесомости. И вновь я ощутил лёгкое притяжение, и вновь его вызвал другой оператор, только этот находился этажом ниже и немного левее относительно меня. Я попытался не упускать его и одновременно продолжил выискивать другие искажения, сбился в итоге, когда число объектов отслеживания достигло пяти.
Интересный, крайне познавательный эксперимент. И самое главное – полная сосредоточенность не давала думать ни о чём другом. Задумаешься – и связи мигом рвутся, всё рассыпается, словно карточный домик. И я старался не думать, лишь отслеживал изменение окружающей действительности в энергетическом её аспекте.
Именно поэтому о грядущем визите гостей узнал ещё прежде, чем едва слышно скрипнул дверной засов. Два оператора и чуть дальше – третий. Кто именно – неизвестно, а в палату так и вовсе прошёл один только капитан Городец.
– Всё же вляпался, – проворчал он, осуждающе глянув сверху вниз.
Я вовремя прикусил язык, не став предлагать разуться, и сказал:
– Невиновен.
– Ой ли? Но признаю – в этот раз следы ты запутал куда лучше. Чего не отнять, того не отнять.
– Я её не убивал.
– Так тебя просто сделали козлом отпущения? Подставили, подтасовав улики?
– Всё верно, – коротко выдал я, пытаясь удержать столь уютную отрешённость.
Капитан Городец подошёл и легонько ткнул носком ботинка в бедро.
– Отмирай давай! Рассказывай!
Я вздохнул и нехотя поднялся с пола. Задумался, не стоит ли выложить всё начистоту, но Альберт Павлович велел никому ничего о своём поручении не говорить, вот и решил придержать эту информацию про запас. Если меня списали подчистую, она ничего уже не изменит и не поможет, но вот если нет… О да! Я очень-очень надеялся, что не стал расходным материалом и моё умение держать язык за зубами окажется оценено по достоинству.
Надеялся, ага. Кроме надежды ничего и не осталось, если на то пошло.
– Ну? – поторопил Георгий Иванович.
Дальше тянуть я не стал и сообщил капитану всё то, что он и без того уже должен был прочитать в протоколе допроса. Нет, не был, не знаю. Не виновен.
– Алиби у тебя, значит! – проворчал капитан. – Не подкопаешься, значит…
Я кивнул, и тут же от двери прозвучало:
– А теперь расскажи, как всё было на самом деле.
