Как опытный ретушер фотографий — а с момента реэвакуции «Красного знамени» до увольнения Воскресенская занималась в редакции именно этой работой — Галочка знала, что даже из самого унылого снимка можно сделать красоту. В газетной жизни за это отвечали специалисты, а в реальности — каждый сам себе ретушер.
В замке завозился ключ, и женщины на кухне моментально преобразились, выпрямляя спины и освещая все вокруг светскими улыбками.
— Я дома! — привычно прокричал Морской.
— Как мило! Ты как раз к обеду, иди к нам!
— Здравствуй, кот! — Первым делом вошедший склонился к Миньке, но тот возмущенно зашипел, ощетинился и, оттолкнувшись от паркета сразу четырьмя лапами, прыгнул прочь. — Я тоже рад тебя видеть, — хмыкнул непризнанный хозяин и переключился на людей: — Мое почтение, пани Ильинична! Уже соскучился по тебе, дорогая! — Поздоровавшись как всегда, он сел на свою табуретку у окна и, неожиданно вздохнув, замер, прикрыв веки.
— Что-то случилось? — заподозрила неладное Галочка.
Не меняя позы, Морской поднял на жену странные, светящиеся как-то по-особенному глаза и быстро произнес:
— Ты и не представляешь, сколько всего сразу! Ирина в Харькове. Лариса же, напротив, едет прочь. Ирина вылетела из булочной с криком: «Это я его убила!», но Ларочка успела убежать. При этом я случайно, кажется, стал подозреваемым в деле о смерти иностранца.
Немая пауза затянулась бы навечно, но, к счастью, в компании был один практичный человек:
— Так «случайно стал» или «кажется, стал»? — переспросила Ксения Ильинична. — Ты же, батенька, понимаешь, что это две большие разницы? И кто такая Ирина?
Морской начал объяснять, и чем дольше он говорил, тем непонятнее и запутаннее выглядело происшедшее для слушавших.
Ирина — бывшая супруга Морского, а ныне жена (вернее уже вдова) чехославацкого инженера-конструктора Ярослава Гроха, — как выяснилось, уже несколько дней находилась в Харькове. Она, насколько знала Галочка, уехала из города еще в 1934-м. Уезжала в Киев, а оказалась почему-то в Чехословакии. Морской не выяснил пока, каким путем, но знал, что Ирина давно мечтала об отъезде за границу.
— Сразу после революции ее мать эмигрировала, оставив двенадцатилетнюю Ирину в Харькове в институте благородных девиц. Институт тоже эвакуировался в конечном итоге, но без Ирины — ее в самом начале опасных времен удочерила и поставила на ноги другая женщина, их бывшая кухарка. Чудесный человек и… В общем, мир ее праху! — Морской шептал, склонившись к уху тещи, потому что Галина эту историю и так знала, а вслух подобные вещи все давно уже приучились не говорить. — С родной матерью Ирина долго не общалась. Той сообщили, будто дочь погибла, а Ирина была уверена, что ее бросили. Позже, уже став подающей надежды советской балериной, Ирина узнала, что мать живет в Париже… С тех пор ее словно подменили. Она решила, что хочет воссоединиться с семьей и готова ради этого на любые жертвы. Короче, это глупая и долгая история…
— Тогда они с Владимиром и развелись, — пояснила маме Галочка, — Он, как ты понимаешь, уезжать из своего Харькова никуда и ни из-за кого не собирался и не собирается.
— Не будем столь категоричны, — галантно ввернул Морской. — Из-за тебя, дорогая, уехал бы и глазом не моргнув… Впрочем, давайте я не буду отвлекаться от сегодняшней истории.
Он вернулся к теме, а Галочка еще какое-то время глупо улыбалась, тронутая этим мимолетным, но все же очень важным «из-за тебя, дорогая, уехал бы»…
— Так вот, — продолжал Морской. — Сейчас муж Ирины был в Харькове с каким-то ответственным визитом. Она сопровождала. Их делегация уже собиралась уезжать, но — ох! — эта женщина не может жить спокойно…
Перед отъездом Ирина захотела пройтись по милому ее сердцу Харькову и посмотреть на жизнь настоящих харьковчан, ради чего уговорила мужа и его сотрудницу потихоньку сбежать от вежливых сопровождающих в штатском.
— Она говорила: «Улизнуть из-под надзора», — хмыкнул Морской. — Но мы-то понимаем, что речь шла об охране. Конечно, выбранные Ириной для экскурсии места сплошь оказались злачными. Впрочем, где у нас сейчас безопасно для наивных и, главное, обеспеченных иностранцев? Подобное знакомство с аборигенами — это как… — Он запнулся, подбирая подходящее сравнение.
— Как чеховское ружье, — подсказала знающая мужа Галина и пояснила для мамы: — Закон драматургии: если на сцене висит ружье, то рано или поздно оно должно выстрелить, или вся пьеса насмарку.
— Как решение глупого мышонка позвать для колыбельной тетю кошку, — дополнил Морской.
— Как верх дегенератства! — резюмировала пани Ильинична.
Галочка с мужем многозначительно переглянулись, но возражать не стали.
— В конце прогулки Ирина потащила компанию в нашу булочную, — продолжал Морской. — Та закрывалась на переучет, но Ирина каким-то чудом уговорила продавщицу разрешить им остаться в зале да еще и подать кофейник. Ирина выпила чашечку кофе, нахваливая заказанную тут же гору пирожков, и… грохнулась в обморок. Пришла в себя и обнаружила вокруг милицию. Рядом прямо на полу сидела коллега мужа. Она с ужасом сообщила, что осталась без кошелька, без бус, без кольца и бог знает без чего еще. А Ярослав Грох, — Морской не стал делать театральную паузу, потому что развязку все уже и так понимали, — лежал рядом в луже крови. Он был убит. Ирине наказали отойти от тела. Она пыталась спорить — оттащили. В общем, похоже, с целью ограбления компанию чем-то опоили, а Ярослав Грох, к сожалению, очнулся до того, как преступники ушли. Он вроде бы пытался оказать сопротивление — вокруг зафиксированы следы драки — и погиб. Череп пробит, глаз заплыл…
— Какой ужас! — еле смогла вымолвить Галочка. — Значит, не несчастный случай, а жестокое убийство. Бедная Ирина. Как она держится?
— Я, честно говоря, не знаю… Когда она мне все это рассказывала, то рыдала на моем плече безутешно. А с докторами говорила вполне спокойно. Ее и вторую пострадавшую забрали в больницу. Но, кажется, вот-вот должны вернуть в гостиницу. Я это знаю от Горленко. Он будет вести дело.
— Наш Коля? — ахнула Галочка.
Николай Горленко, так уж получилось, рассорился с Морским год назад. И Галочка, конечно, была бы рада, если б обстоятельства помирили бывших закадычных друзей. Она считала, что настоящие люди должны уметь прощать. И верила в Морского…
— Ваш Коля, — подтвердил Владимир нервно. — Бедняге чистоплюю пришлось со мной заговорить, куда деваться. И да, я тоже нарушил обет и тоже говорил с ним. Итог: мне велено явиться завтра утром для дачи показаний. Но нет худа без добра — явиться на работу смогу уже после обеда, — Морской попытался разрядить обстановку: — Ради опроса моей скромной персоны милиция лишит кинофабрику специалиста на целых полдня! Немудрено — пока в этом деле ничего не понятно, а внимание от всех контролирующих органов огромное. Николаю важно сейчас изображать усиленную деятельность. А кого могли, всех уже опросили. Продавщица клянется, что поставила кофейник на стойку, приказала посетителям последить за порядком в помещении, а сама вышла принимать товар, да еще и осталась там на перекур со знакомым водителем. Больше ничего не видела. О трагедии узнала только от милиции.
