Нет, это Бастиан во всем виноват. Он поцеловал ее раньше. И теперь, чем больше времени Тристан проводил с Эбби, тем тяжелее ему было представлять ее с Бастианом. Сам он не планировал тот поцелуй, но для него это оказалось намного важнее, чем он мог ожидать. И теперь ему хотелось большего. Хотелось продолжения. Он жаждал ее поцелуев так же сильно, как и частичек ее плетений.
– Кросс подобрался к ней так близко… – с завистью подумал Тристан и небрежно пнул камешек. – И Бастиан тоже смог подобраться к ней, – едва слышно прошептал он, поджав губы. Только сам он сдерживался из последних сил. Не только из уважения к Эбби, но и из страха перед силой ее плетений.
В тот же миг в нем проснулся голод. Тристан сжал кулаки и машинально спрятал руки за спину. Лишь бы никто не заметил…
От мрачных мыслей его отвлек один из гребцов.
– Я принесу пива! А еще приведу одну горячую цыпочку…
– Новую пассию твоего отца? – хмыкнул другой. Между ними разгорелась перебранка, но Тристан не собирался их слушать: молча схватил рюкзак, перекинул его через плечо и поспешил к лодочному сараю. Его голод не был проблемой, он это знал, потому что ярость удалось бы довольно легко укротить. Он обладал достаточной силой, чтобы утихомирить собственных демонов. Сейчас его намного больше занимало другое, нечто, что являлось для него совершенно новым. Чувство сильной привязанности. Интересно, что чувствовала Эбби, когда смотрела на него? Когда целовала? Вскружило ли это ей голову?
– Эй, да что это с тобой сегодня? – крикнул один из его приятелей, который трусцой проходил мимо. – Ты же всегда первый на тренировках!
– Оставь его, – пришел ему на помощь другой. – Не видишь разве, какой синяк? И как только угораздило?..
– Вот что бывает, когда переусердствуешь с вечеринкой, – усмехнулся тот, что стоял к Тристану ближе всех.
– О да, вечеринка, – ворчливо согласился Тристан. – Вечеринка удалась, это точно…
Да, пожалуй, звучит довольно правдоподобно. С его приятелями наверняка бывало то же самое: перебрали с алкоголем, а потом случайно упали или врезались в дверной косяк. А в то, что это Константин Кросс ударил его кузнечным молотом, они бы все равно не поверили.
Тристан последовал за своими друзьями, которые все еще обсуждали его поведение, через парк к воде. В последний раз оглянулся на Эбби, сидевшую на лавочке. Ее волосы сияли в солнечном свете почти так же ярко, как пурпурные сердечные плетения. Черный узор на коже Тристана уплотнился, но он знал, что сможет контролировать это. Сейчас сможет. Теперь он сильнее и собраннее, чем тогда, на вокзале Уэймута, где Эбби, рыдая, прижималась к нему. Тогда ее душа напоминала распахнутую дверь, будто сама приглашала его войти. Тристана же ослабила борьба с Кроссом. А девушка так отчаянно цеплялась за него, испытывая ужасную боль. Мистер Кросс сделал ей больно. Брат заставил ее страдать…
При одном только воспоминании о том дне темные полосы на его руках пришли в движение.
Он ускорил шаги к лодочному сараю, прыгая сразу через несколько ступенек вниз.
Тристан мог бы взять частичку души Эбби, воспользовавшись ее слабостью. И он хотел этого. Господи, да ничего другого он и не желал! Тоска, что терзала его не первую неделю, становилась все более невыносимой. Внизу, у воды, дул порывистый ветер, и незапертые ворота лодочного сарая с грохотом ударялись о дощатую стену, но Тристан почти не обращал внимания на стук. Перед его мысленным взором возникли другие ворота. Врата в душу Эбби.
Он уже очень близко подобрался к ее душе, но за этими вратами оказалась темнота, которая напугала его. И мрак исходил не только от тех немногих оставшихся ониксовых плетений Эбби. Нет, эта тьма лежала не в душе Эбби. Не в сердце и не в воспоминаниях. Нет… Будто Эбби сама являлась тьмой.
И это напугало его так, что он с трудом смог перевести дыхание.
Тристан провел рукой по волосам и, в последний раз бросив взгляд в сторону парка, вошел в лодочный сарай и кинул свой рюкзак на деревянную скамью рядом с воротами. Через голову стянул рубашку, потянулся за своей гребной майкой, стараясь больше не думать об Эбби и ее поцелуе.
Он поспешил надеть майку, прежде чем кто-нибудь из товарищей по команде заметит темные полосы на груди, но одна мысль не отпускала его.
Он нуждался в Эбби. Только в ней одной.
Тристан поспешно переоделся в спортивную форму, и ему стало легче дышать. Затем он схватил гичку и последовал за своей командой к Темзе, которая в свете солнца стала казаться почти черной. Такой же, как душа Эбби.
* * *
Глубокий свет ударил мне в глаза, когда я устало перемешивала суп в тарелке перед собой. Столовая пустовала, если не считать двух ботаников слева от входа, которые что-то высчитывали на калькуляторах, да на кухне еще слышался грохот тарелок.
Я зевнула и посмотрела на солнце, пытаясь хотя бы примерно определить, сколько сейчас времени.
В висках неприятно застучало.
Дверь столовой скрипнула. Кто-то быстрыми шагами подошел ко мне сзади. Я повернулась и, ослепленная послеполуденным солнечным светом, взглянула на Тристана.
– Есть новости? – спросила я, подавляя очередной зевок. Синяк под его глазом нисколько не уменьшился. Похоже, тренировка недавно закончилась и он только вышел из душа, потому что его волосы до сих пор не высохли и пахли шампунем. Выглядел парень довольно уставшим.
– Нет, новостей никаких.
– Тогда что ты тут делаешь?
Тристан фыркнул.
– Может, я просто тоскую?
– Интересно, по чему это такому ты тоскуешь?
Его ухмылка стала шире.
– Скоро стемнеет. А на вилле так одиноко. Пошли со мной, – он подмигнул. – Кровать в моей комнате намного мягче, чем в вашем общежитии.
– Да ты спятил!
– Есть немного. Любовь, она сводит с ума! – Тристан соблазнительно улыбнулся. Ух, другие девчонки бы тут же упали к его ногам!.. Он шире открыл окно, выходившее в зимний сад, и махнул рукой в сторону виллы.
– Нет, спасибо. И вообще, одну ночь ты как-то смог провести один.
– Почему ты думаешь, что тогда я находился в одиночестве? – его многозначительный взгляд говорил красноречивее слов. Пояснения казались излишни.
– Господи, Тристан! – простонала я и поднялась из-за стола. Суп и так уже давно остыл. – Иногда я просто не понимаю…
– Не понимаешь, что во мне нашла? – он взял мою тарелку и заговорщически подмигнул. – На самом деле все очень просто. Я горячий парень!
– Придурок ты! – фыркнула я. – Вообще-то я не это имела в виду.
– А что?
– Иногда я не понимаю, что, черт возьми, с тобой не так!
Он расхохотался.
– Но ты не можешь не признать, что я горяч.
Он поставил тарелку в окно, где принимали грязную посуду, пока я наблюдала за ним издалека. Да, симпатичный. Милый. И он сам это осознавал. А потому я с наигранным энтузиазмом воскликнула:
