– Да растворишься ты, – мягко ответил Ребус, и из пальцев дамы вылетел бокал, разбившись о мраморный пол, – чем вы там растворяетесь?
Руки ее поползли к горлу, хоть она и явно сопротивлялась. Она принялась душить себя, последними вздохами вопя о помощи. Большинство женщин ринулись врассыпную, а несколько схватили ее за локти и запястья, пытаясь прервать удушение.
– Отпустить! – звучно крикнул Ребус. – Не мешать!
Они покорно и механически отошли от умирающей женщины, а та кончалась на полу со страшными хрипами.
– Никому не расходиться, пресс-конференция еще идет! – продолжал Ребус. Одни послушно – то ли испугавшись, то ли под властью его голоса – застыли на месте, а другие, подобрав юбки, сбегали со ступеней фойе к выходу. Дверь оказалась заперта, и женщины принялись бить кулаками и вопить, чтобы кто-нибудь снаружи их услышал. – Если не прекратите, я вас всех сожгу, – пообещал Ребус, и мало-помалу глашатаи начали успокаиваться.
Ребус продолжил курсировать по фойе, размахивая подолом тальмы, болтая о том, как ему жаль, что Доминион такой большой и до западных стран так легко не добраться, поэтому ему остаются лишь их дипломаты.
– Я не могу надолго бросать Конфедерацию, поймите. Я слишком патриотичен, чтобы впустую растрачивать всемирно отмеренное мне время на чистку в других странах. Я слышу беззвучный вопрос. Ну же, задавайте! Но предупреждаю всех трепливых потаскух, что если вы попытаетесь залить мне в уши свою всемирную убедительность, я заставлю вас разбить бокалы и засунуть ножку себе в глаз.
Глашатаи молчали, они в ужасе взирали на оплавленного человека без волос и губ, с покрытыми горелой кожей длиннопалыми руками, что выглядывали из-под тальмы ученого. Ребус, прекрасно зная, какой эффект производит на окружающих, не стеснялся близко подходить к женщинам, наклоняясь к ним с высоты своего роста, чтобы они могли разглядеть каждую неровность на том, что было у него вместо лица.
Он говорил про чистку и сверхчеловека, про свой всемирный долг, который, впрочем, ему нравится выполнять.
– Конечно же, вы все задавались вопросом – какого тухлого вообще тебе нужно, Рофомм? Зачем ты все это делаешь, да еще и почти что в одиночку? Ответить просто не получится. Я ученый и занимаюсь интеллектуальным трудом потому, что это доставляет мне удовольствие. Это конфедератское поле экспериментов, – он помахал в воздухе изуродованной рукой, – лишь вынужденный полигон, потому как родился я здесь. Родись я в Гралее, чего, по счастью, не случилось, ведал бы лишь ей одной. Правда, в Гралею я тоже захаживаю, но лишь из уважения к старой крепкой породе.
Насытившись всеобщим ужасом, он спокойно вышел из центральной двери Дворца Словесности, и дамы, с которых спало оцепенение, ринулись за ним, крича в пустоту, чтобы кто-нибудь задержал террориста. Но он словно растворился ночным воздухом, и полицейские лишь пожимали плечами.
Профессиональное Объединение информации и репутации после этого инцидента подало в Префектуру требование повысить всем глашатаям без исключения жалованье на четверть, потому как данная группа граждан теперь находится под прицелом всемирного террориста. В Префектуре сказали, что это невозможно как для государства, так и для коммерции. После долгих препираний Префектура согласилась-таки выписать указ о том, что общественные глашатаи, а также специалисты по репутации оружейных и сырьевых заводов и прочих важных коммерческих компаний будут получать индексируемое в позитивную сторону жалованье в соответствии с неизбежным падением курса союзного. Иные глашатаи ценностных привилегий не получили, зато им отныне полагались розовые флажки для передвижения на экипажах и дополнительный выходной раз в тридцать дней.
Вица тогда была студенткой, но после получения сертификата от профессии не отказалась. Она занималась реагированием по насильственным преступлениям, к работе Эстра относилась с особо любовным скотством. Благодаря известности Ребуса многие преступники старались подделать свои мерзости, выдав их за его творения, и когда очередная полицейская группа наткнулась на результаты деятельности какой-то банды в Техническом Циркуляре, Вица предложила шеф-следователю и старшему глашатаю опубликовать статью.
– «Ребус сдулся»? – возмутилась начальница. – Да сказано же тебе, что это не Ребус! Жертвы не сами себя распотрошили, их убили, а затем вложили ножи в мертвые руки. Могли б доказать, так давно бы уже…
– Шеф, зачем время тратить? – зевнула Вица. – Выпустим статью, а он за нас с ними и разделается.
– Он с ними разделается так, что петля им покажется объятием наперсницы, Вица, – ужаснулся шеф-следователь.
– Да, а нам потом скажут, что полиция не умеет работать, – добавила старший глашатай.
– Нам это уже сорок лет говорят, чего мы там не слышали, – фыркнула она.
Ралд всё это знал, как знал все курьезы, сплетни и ужасы через третьи уши. Дитру за стаканом бодрящей настойки он поведал, что творят глашатаи – настоящая жестокость и скотство, вот что у них в головах.
– Даже наши гогские гражданские смертные казни и то человечней, – кривился он. – А отдать кого-то на растерзание Ребусу…
– Кто, ты говоришь, это предлагает? – вдруг поинтересовался Дитр.
И Ралд рассказал. А Вица свою статью продавила, и в «Союзном граните» вышла писанина о том, что Ребус, судя по резне в Техническом Циркуляре, стареет, теряет хватку и вообще скоро разучится убивать. Надо же такое – вместо того, чтобы заставить жертв самокончиться, он вульгарнейшим образом их убил собственноручно, как простой бандит, и вложил ножи в их мертвые длани.
Маньяк отреагировал незамедлительно, и через несколько дней вся банда, вопя от ужаса, синхронным прыжком ринулась с крыши таможенного склада. К их шеям были привязаны петли, и пока полиция не разобралась со всем, они чудовищной гирляндой болтались вдоль складской стены, на которой было написано «Подделки».
Вица стояла около суетящихся коллег в униформенных плащах и попивала дешевое вино прямо из горлышка. Кто-то постоянно пытался бутылку у нее отобрать, чтобы отхлебнуть самому, но Эстра шипела, что бутылка полностью ее, она заслужила, потому что молодец.
– Омерзительная девка, – прокомментировал Ралд.
– Весьма, – уважительно добавил Дитр. – Именно такая, какая нам и нужна. Скажу Генмисе, чтобы взяла ее к себе, уедет с нами в Гог.
– Да она же жестокая как демон! – охнул Ралд.
– Лишь бы не как Ребус, – Дитр улыбнулся. – Справиться с ним могут лишь ему подобные. Вица жестокая, а ты самовлюбленный.
– А ты тогда у нас какой? – фыркнул он, покосившись на приятеля.
– А я просто умею ненавидеть.
* * *
Вицу он хотел видеть менее всего на свете телесном, как он думал поначалу, пока к нему не пришёл сам шеф-врач Больничной дуги по имени Шорл Дирлис. Старик властно зыркнул на Ралдова врача из-под пенсне, и тот, пугливо кивнув, поспешил удалиться. Дирлис, как Ралд и понял, пришёл позлорадствовать. Когда-то ему, как и Крусте, тоже досталось из-за дела Ребуса, но ничего не смогли доказать, и врач выкрутился. Но такого Дирлис не простил, он вообще был из тех людей, что ничего не забывают и никогда не прощают.
