– Он бы и звезды заставил крутиться в обратную сторону, если бы ему было до них дело, – сказала Виалла.
Ралд спросил, сколько уже перевели и структурировали, Виалла лишь покачала головой и сказала, что пока что даже Церусу мало что понятно. Частично труды Ребуса касались его экспериментов с огнем.
– Остальное… – Виалла запустила пальцы в пышную гралейскую шевелюру и принялась задумчиво выглаживать длинные волосы, – переводу не поддается. Церус пробовал применить старые правила, пробовал современную грамматику, но что-то не сходится. Меня же не покидает ощущение чего-то до простоты знакомого.
– Но разве ты владеешь старогралейским? – удивился Ралд.
– Мы с Церусом думаем, что старогралейские буквы Ребус использовал для фонографического написания текстов. Труды про огонь это доказали.
Ралд не понимал, зачем она его позвала, но все равно был благодарен – одиночество куда-то отступало, а жизнь снова наполнялась воздухом. Виалла была чем-то вроде Эстры Вицы наоборот. Она говорила людям то, что они надеялись о себе узнать. И Виалла сказала:
– Ты изменился, Ралд, и я не про твой глаз. Ты можешь приходить в любое время без визитки – иногда у меня тут писательница или Церус, ты нам не помешаешь.
Ралд поблагодарил ее и попрощался. Механическая лейка во дворе закончила поливать цветы, к которым уже слетались гудящие бражники. Он планировал лечь спать пораньше, чтобы завтра с утра первым попасть к врачу, где ему должны были менять повязку.
Врач первым делом спросил про его сны и настроение.
– Душевник сказал, что отпечаток тьмы рассасывается как синяк, поэтому вместе с раной заживет и это.
– Сны мне снятся, но это обычные сны, – ответил Ралд. – И в них у меня оба глаза. Ничего, – он посмел усмехнуться, – скоро я отвыкну их видеть.
– Найцес, – серьезно проговорил врач, – если вас это беспокоит, то вот что я вам скажу: дамы из нашего отделения считают, что вы и с одним глазом все же очень привлекательный господин.
Ралд растянул губы в резиновой усмешке и поблагодарил его за поддержку. Он удивленно отметил, что ему все равно, будет ли теперь кому-то нравиться его крепкая рабочая физия или же он станет для всех одноглазым чудищем.
Генерал дал ему отпуск по болезни до девяноста дней, заключив, что рана слишком тяжелая для того, чтобы рассудок следователя оставался профпригодным. Ралд не знал, чем себя занять, кроме как постоянно таскаться в доходный особняк, где снимали квартиру Парцесы. Слабо надеясь на успех, он направился в досудебную тюрьму, где содержали Равилу Крусту. Удивительно, но его сразу же пустили, попутно поинтересовавшись, как он себя чувствует.
– Терпимо, спасибо, – ответил Найцес. – Надеюсь, госпожа Круста чувствует себя лучше.
Перед камерой Крусты, как и было обещано, поставили ширму, а пол устлали ковром. Саму камеру обставили мебелью, имелись даже гостевые пуфики и книжный стеллаж. Круста более не имела права на гражданский мундир с золотым лацканом, но вместо мещанского платья она надела врачебную рубаху и широкие штаны, которые носили у нее в Периферии. Она то ли и впрямь была рада его видеть, то ли хорошо притворялась, но вела себя Круста не как старуха, а как крепкая дама в летах. Предложив посетителю пуфик, Круста позвала охранника принести что-нибудь выпить. Ралд попросил вина. Охранник при них открыл бутылку и разлил вино по бокалам, а затем удалился, не желая смущать их своим присутствием.
– Я благодарна вам за комфорт, Ралд, – сказала Круста. – Как видите, на моей решетке даже нет замка, ведь я бы никогда не подумала сбежать из такого прекрасного отеля.
Ралд вежливо улыбнулся.
– Ко мне часто приходят журналисты, – продолжала бывший Префект, – и по тому, о чем они меня спрашивают, я могу узнать, что примерно творится снаружи. Как вижу, вы и впрямь получили в глаз от Рофомма.
Найцес поперхнулся вином.
– Газеты пишут, что…
– Ничего такого газеты написать не посмеют, что вы! – бывшая чиновница хохотнула. – Во-первых, ваша шеф-глашатай устроит им всемирные неприятности, а во-вторых – не мог же Дитр Парцес выжечь вам глаз. Но если хотите знать мое мнение, вы все еще ничего даже с одним глазом, Ралд.
– Угу, – мрачно буркнул Найцес и пригубил хорошего пряного вина. – То есть это ваши догадки – про Ребуса?
– Отчего же догадки, Ралд? Я знала Ребуса не так хорошо, как Дитр, но все-таки нам порой удавалось перекурить между занятиями у Книжного фонтана. Из того, что я узнала из разговоров с ним, он страшно не любил извращенцев. И, конечно же, он бы дал в глаз любому, кто назвал извращенцем его самого.
– Это не я назвал, – запротестовал Ралд, – я лишь процитировал…
– Да, назвал его так Дитр – а Дитр как только его не называл! – а вы во всеуслышание согласились. Неожиданностью стало лишь то, что Ребус не собирается покидать теломир, пока всех нас не уничтожит. – Круста говорила спокойно и звонко. – Хорошо, что вы не начали шутить про гралейцев, а то бы лишились обоих глаз.
– Я помню, – протянул Ралд, – помню те материалы из Кампуса…
– Которые вы не стали прикладывать к делу, потому что они были бы бесполезны против меня, – вставила Круста.
– Да. И я так и не узнал, чем закончился анекдот про то, чем гралеец отличается от человека.
– Тем, что человек выращивает скотинку для себя, а гралеец – себя для скотины, – поведала экс-Префект. – Никто в точности не может понять смысла этого анекдота, но всякий раз его рассказывают, потому что гралейцы от него лютуют. Как по мне, гораздо забавнее такой: как называется женщина, что поутру просыпается между двумя мужчинами?
– Верная гралейская жена? – через силу улыбнулся Ралд. Раньше такие анекдоты его смешили, но сейчас все кругом поблекло, даже его нелюбовь к этой нации казалась чем-то далеким, растворившимся.
– Точно, – подмигнула ему Круста. – Как-то Рофомму заявил парень с нашего отделения, его соплеменник, что еще лет пять, и у Ребуса отбоя не будет от заботливых мужей, которые станут зазывать его развлечь их жен. Тот очень холодно спросил, не считает ли он его часом извращенцем, и парень мигом умолк и поскорее сбежал – Ребус умел нагнать страху. Вы, конечно же, знаете, что он вырос в доме сирот?
– Ну да.
– Извращенцев Ребус не любил, – продолжала она, изучая кисточки на завязках своей врачебной рубахи. – «Похоть, – как-то раз сказал он мне, – самое постыдное из стремлений телесной твари».
– Телесной твари, – эхом повторил Ралд.
– Это же Ребус, – скривилась Круста, отчего морщины на ее сильном загорелом лице выстроились в новый рисунок. – Гралейцы вообще пылкий народ, но мы с вами уже как-то раз обсуждали, что гралейцем по духу он не был. Он был тварью всемирной. А еще он рос в сиротском доме. Извращенцы там долго не задерживались – Ребус с малых лет оттачивал на них свои умения управлять волей. Неужели вы, полиция, не расследовали то, что происходило там, когда он был маленький?
