– Душевник подтвердил, что это проклятие всемирного свойства. Снять его может лишь тот, кто его наложил. Случай подобен одержимости демонами. Но другое.
Отрывистая и сухая речь обычно остроумной дамы заставила Ралда почувствовать неестественный для теплого вечера холодок. Бенидора молча удалилась в кабинет и села за печатную машинку. Она стрекотала непрерывно, не отходя перекурить или выпить воды. Спина у нее была прямая, как у манекена в лавке готового платья.
Ралд пробыл в доходном особняке еще пару часов, и когда собрался уходить, зашел в кабинет попрощаться с Бенидорой. Она не обратила на него внимания. Спина ее была прямой, а руки как заведенные механизмы приросли к клавиатуре и безотрывно нажимали в одном и том же порядке на одни и те же клавиши. Бумага кончилась, и Бенидора вставила новый листок, даже не посмотрев, все ли в порядке на готовом. Она вообще не смотрела на бумагу, взгляд ее был сфокусирован на пустой стене напротив.
Ралд подошел к столу, она не прекратила печатать. Он взял готовый листок, на котором без знаков препинания и без абзацев повторялась одна и та же фраза:
«я вас всех уничтожу я вас всех уничтожу я вас всех уничтожу».
* * *
Через пять лет, а то и раньше, она станет Префектом, говорили про нее, когда она заняла пост Министра. Андра лучше всего на свете умела две вещи – вызывать уважение и раздражать. Бывший Префект агломерации назначил ее на пост Министра два года назад, когда ей было тридцать пять. «Вы им не нравитесь, – сказал ей Префект, – а значит, они не посмеют при вас воровать и протаскивать своих любовников на удобные должности».
Префект назначал Министров, но Министры по абсолютному согласию голосов могли сместить Префекта. Чтобы сместить Министра, требовалось более половины голосов Министров и отсутствие вето со стороны Префекта. Чиновники боялись интриговать друг против друга, потому что каждый боялся стать следующим в очереди на вылет. Всего было два случая, когда Министры снимали Префекта с должности. В первый раз окончилось тем, что Префекта казнили за прикрытие целой банды, прорвавшейся в дела Дома Бумаг. Во второй раз сама Андра голосовала за отстранение Префекта, того самого, что назначил ее Министром внутреннего порядка. Префект без согласования Кабинета Министров отдал солидный кусок бюджета Агломерации на патриотические нужды или, как выражалась Андра, на геноцид коренных народов пустыни и милитаристский престиж на крови. Андра не любила кровь, а другие министры не любили, когда с ними не согласовывают траты.
В Администрации Акка знали, что Андра непосредственно относится к жертвам всестороннего террора Рофомма Ребуса. Живьем Ребуса она видела лишь однажды, когда он взорвал плотину, рядом с которой ютился курортный город. Ребус сидел на останках плотины и с жутким оскалом оплавленного лица наблюдал за тем, как цепляются за деревяшки и бочки уцелевшие люди. Андра прибыла с бригадой законников и парой полицейских, чтобы зафиксировать разрушение. Тогда она была шеф-контролером внутреннего порядка, ей даже не исполнилось тридцати. «С ним надо что-то сделать», – пропищала она. Её коллега, вооруженный пистолетом, сумрачно ответил, что если он попытается даже подумать о том, чтобы направить пистолет на Ребуса, тот заставит его засунуть себе дуло в рот и выстрелить.
Законникам соорудили паром, и тот пополз к руинам плотины. «Эр номинно! Вы так близко, что я бы попросил у вас папиросу, – крикнул им Ребус своим ясным певучим голосом, – но я бросил курить». Андре пришли на ум сотни ругательств на разных языках и диалектах, но шаг за шагом, пока паром приближался к Ребусу, она чувствовала, как страх высасывает из нее желание говорить вообще что-либо. Ребус продолжал разглагольствовать, подробно описывая законникам разрушения, силу потока и примерное число жертв («Не могу спрогнозировать детскую смертность, в других агломерациях дети очень живучи, но мелкие особи Акка не имеют столь сильной всемирной защиты», – серьезно прокомментировал он). На восстановление плотины агломерации понадобится такое-то количество средств, добавил террорист, а на восстановление города он бы тратиться не стал, потому как город не имеет культурной ценности. «Надеюсь, вы все зафиксировали. Я не видел, чтобы вы записывали, но у законников обычно хорошая память», – закончил он. Отвесив поклон парому с законниками, Ребус ловкой ондатрой нырнул в мутный поток – и больше в агломерации Акк его не видели несколько лет.
Жители агломерации Акк ненавидели две вещи – тревогу и бедность. Ребус, который всегда бил по самому телесному, покусился и на то, и на другое. Приречный курорт, куда на Фестиваль Драмы и Конкурс Пейзажей два раза в год съезжались богатые граждане и иностранцы, и где целыми днями не смолкала музыка в павильонах из гипсового кружева, был уничтожен неистовством вод после обрушения плотины. Жители агломерации Акк, которых даже в свое время не обеспокоила ни одна из войн с Доминионом, встревожились, и чувство это было далеко от приятного. Когда в следующий раз Ребус объявился в Акке, этого никто не знал до тех пор, пока не наступила бедность.
Семья Андры, как и многие другие, владела долями в неторопливых предприятиях и тем была обеспечена на среднеаккском уровне, достаточном для зажиточности. В один день доли обесценились, потому что часть предприятий закрылась, а часть вдруг стали продавать себя за бесценок. Это было бы похоже на кошмарный сон, но разве в кошмарных снах твою золотую шкатулку, которую тетя подарила тебе на тринадцатилетие, будут продавать с молотка? Отец рвал на себе волосы и вопрошал небо всемирное, за что ему все это. И лишь Андра знала, что они оказались в числе жертв Бумажного Саботажа лишь по причине того, что Андра и Дитр Парцес были лучшими друзьями. С тех пор семья Реэ жила на доходы Андры, благо она умела делать карьеру.
Новый Префект наложила свое вето на инициативу мэра. Тот предлагал отправлять на виселицу хозяев нелегальных шестиэтажных особняков, коих в последнее время расплодилось множество.
– Во-первых, – говорила Префект, – это коррупция средней тяжести, а за такое мы никогда не вешали, самое большее – расстреливали. Во-вторых, большинство хозяев таких особняков – не наши резиденты, а шахтенные новобогачи из Гога. Было бы недальновидно вешать или даже расстреливать инвесторов нашей агломерации.
– Горные потрясения, – возражал мэр, – не позволяют строить здания более двенадцати шагов в высоту, это всемирный закон, не только градостроительный. При последнем потрясении даже трехэтажный дом может создать великую опасность для всех, кто на этот момент находится на улице. А ответственностью за это вы предлагаете сделать штраф?
– И деконструкцию за счет нарушителя, – кивнула Префект.
Из высоких зданий дозволялось лишь строить: водонапорные, сигнальные и пожарные башни, обсерватории дипломированных специалистов по теории всемирных сил, а также административные здания. За порядком деконструкции и за изъятием штрафов в бюджет агломерации надзирало министерство Андры, хотя мэрия стремилась переложить эту обязанность на себя.
Андра плотно прижимала ладони к коленкам и даже сквозь пышную юбку чувствовала свои острые кости. Аппетит у нее был отличным, но есть ей было некогда – и поэтому она была такой худой. Андра считала, что трудолюбивый человек должен быть худым: если он слишком толст или слишком атлетичен, значит, он чрезмерно озабочен удовольствиями или красотой тела. Мыслители – всегда худые, как Андра. Префект была жилистой и атлетичной, в молодости она возглавляла институтскую команду по скоростному скалолазанию. Мэр был толст, и хоть все с рождения знали его толстым, Андра все равно была уверена, что он ленив.
