– Оно воняет! Клянусь – воняет! Прямо как Парцес на разбирательстве и говорил. Рвань всемирная!
– Ага, приятного мало, – кивнул патологоанатом. – Это вы еще вторую не разглядывали толком.
Генерал пришел в себя и, успокоившись, тихо проговорил:
– Парцеса была отличным специалистом по кодам. И больше ни одной книги она не напишет.
Патологоанатом криво дернул ртом и стал молча хмуриться, очевидно, стараясь не вдыхать всемирным нюхом гнилые следы проклятого убийства. Генерал отвернулся от трупов и сказал куда-то в сторону:
– У меня вот две дочки. А у Парцеса она так и не родится, – он провел рукой по подбородку. – Да растворится она светом всемирным.
– Да растворится она светом всемирным, – вторил ему патологоанатом.
* * *
Газеты выпустили короткий некролог о кончине жены знаменитого шеф-следователя Дитра Парцеса, а также ее приятельницы, интеллектуалки из Акка Бенидоры Недеи. Дамы работали при свечах и погибли при пожаре, задохнувшись дымом. Сгорел бы весь дом, если б не расторопность следователя Ралда Найцеса, который решил навестить их в тот вечер. Конфедерация скорбит о безвременной гибели уважаемых дам, и высшие руководители страны, а также редакции газет передают свои соболезнования их близким.
Виаллу и Бенидору очень быстро кремировали. Виалла была наполовину гралейкой, и посему ее матушка, которой не прислали череп дочери, чего требовали традиции их нации, грозилась написать в издание диаспоры. Глашатаи сообщили в частном порядке, что тещу Дитра еле удалось заткнуть угрозами и уговорами, чтобы она не трезвонила о неуважении к посмертию ее дочери.
Андра же подумала, что полиция могла бы выпустить свой развернутый некролог о Виалле – ведь она была именитым зоокодировщиком. Но из репутационных соображений, как мрачно сообщила Эстра Вица, к этому жуткому случаю решили привлекать как можно меньше внимания.
– Скорбим, и точка, – фыркнула она. – А, впрочем, я согласна. Жалеть надо живых.
Ралда, когда его удалось убедить, что полиция не собирается с ним ничего делать, поселила у себя Эстра Вица. Андра вдруг подумала, что ей даже грустно, что у нее таким мясницким способом увели поклонника. Тут она поняла, что с тех пор, как Ралд потерял глаз, он вообще перестал за ней бегать – как, впрочем, и заниматься другими глупостями. Вместе с глазом Ребус выжег в нем мелочное тщеславие, юбочничество и кулуарный карьеризм. Теперь еще и Эстра Вица. «Так тебе и надо, Найцес», – усмехнулась про себя Андра.
С Вицей она тоже не могла не согласиться, но жалеть Дитра ей не позволяла совесть. Дитр не желал жалости, он закопал свое горе, к которому уже давно был готов, во всемирную глушь своей души.
– Я понял, почему он ничего не сделал с ней тогда, когда разорил твою семью, убил моего шефа и родственников, – сказал Дитр, не отрываясь от записей о всемирном времени. – Он выжидал, чтобы сделать мне как можно больнее. Ведь я потерял не ее одну.
Больше о Виалле он не говорил. Андра его понимала. Генерал приходил к нему с соболезнованиями и требовал точных объяснений у персонала больницы. Бенидора Недеа и впрямь к нему приходила, сказал фельдшер, который, в отличие от душевника видел хронистку. Ей сказали, что Парцес спит, но она ответила, что подождет. Долго она ждать не стала и ушла через несколько минут. На выходе она даже не попрощалась с фельдшером, но он привык к невоспитанным людям и слишком устал, чтобы заметить, что дама передвигается неестественной механической походкой. Генерал заключил, что Дитр, пусть и контролирует Ребуса большую часть времени, все равно опасен. «Ищите выход, Парцес, вас он никогда не мог просто так уничтожить», – сказал ему генерал перед уходом. Дитр коротко кивнул.
Он вообще стал неразговорчив, а его душевник сказал, что господин Парцес часто бывает замечен за странной жестикуляцией – он перебирает пальцами воздух, словно в нем висит невидимая бахрома. На коленях Дитр держал записи, которые ему принесла Бенидора, и он периодически сверялся с ними, останавливая танец своих пальцев. Потом Дитр попросил врача, чтобы тот принес ему секундный хронометр. Душевник удивился, но просьбу выполнил. С тех пор шеф-следователь перебирал пальцами еще и под тиканье хронометра.
Андра переписывалась с помощниками каждый день. У нее было много проблем, к тому же Акк и Гог сцепились по поводу Дома Бумаг. В агломерации Гог находились все шахты, множество инженерных контор, оружейных заводов, которые уже восстановили после смерти Ребуса. Но долями гогских предприятий торговал Дом Бумаг, находившийся в самой богатой агломерации Акк. Министерство ценностей Конфедерации тоже находилось в агломерации Акк, а в столице сидел лишь официальный делегат со своим маленьким штатом. Андры бы это не касалось, не начнись немедля подпольные коррупционные стычки, в которых были замешаны магнаты, держатели долей, чиновники и специалисты по ценностям. Шестиэтажные особняки на фоне этого казались искорками рядом с одним из фирменных пожаров Рофомма Ребуса.
Андру таскали на процессы против очередного почетного гражданина, замаравшегося непочетными махинациями. Дело быстро вышло из регионального на уровень Конфедерации, когда шеф-контролер по делам хождения ценностей Министерства внутреннего порядка был пойман в приватном ресторанном кабинете с господином из Гога, который держал мануфактуру по производству печатных станков. Господа вне официоза возились с бумагами в окружении трех наперсниц, целого полка бутылок с вином и скрипача, который был переодетым агентом полиции. Андра злорадно подумала, что такие методы навряд ли помогут Гогу вскорости открыть свой Дом Бумаг.
И хотя Андра вызвала к себе несколько лучших глашатаев из Акка, чтобы они разбирались за нее с прессой, на Дитра ей времени не оставалось. Он тоже был занят, говорил, что почти что понял, как достичь нитей всемирного времени.
– Ребус использовал обычную для ученых-всемирщиков терминологию, – поведал ей Дитр. – Никто не догадывался до него, что обычные механизмы всемирных контрактов можно применять и к такой категории, как время. Это похоже на контракт прорицателей со всемиром – они не перемещаются во временных узорах, но видят, как он будет выглядеть через некоторое время, которое еще не наступило. Попыток коснуться прорицатели не делают – потому что в таком случае их контракт потеряет смысл. Ведь зачем видеть будущее, которое можно изменить? Ребус раскрыл ретроспективное видение временного узора. Сначала он хотел лишь изучить историю ирмитов, но потом понял, что достаточно силен, чтобы перемещаться в прошлое. Менять прошлое он не хотел, но считал, что на все времени ему не хватает, а умение находиться в двух местах одновременно считал весьма полезным для своих гиблых делишек.
«Он хочет что-то исправить, – в страхе подумала Андра. – Но нельзя менять свою собственную судьбу, даже Ребус этого не делал». Ребус отходил подальше, чтобы не столкнуться со своим же телом, переместившимся в прошлое. Один Ребус шел подрывать очередной оружейный завод, а другой – строчил у себя в обсерватории. У Андры заболела голова, едва она представила себе, как еще не осознав, что эксперимент впервые удался, Ребус вдруг увидел себя же в своем кабинете.
