— Не так.
Он прикусил губу.
— Мы же так уже пробовали, — потянулась Вера рукой к тому месту, куда вела от его пупка едва наметившаяся полоска тёмных волос. Но он покачал головой.
— М-м-м, — догадалась она. — Давай.
Сползла с кровати и встала на колени.
Порнуху Вера смотрела одна (для представления), но минет они как-то обсуждали с девчонками. Ну, как обсуждали, те делились какого вкуса мужской член и сперма, а Вера слушала.
«Херня!» — уверенно возразила бы она им сейчас, облизывая головку.
Она была гладкой, бархатистой, горячей и приятной, а рот Веры заставлял Марка стонать. Закрывать глаза, выдыхать сквозь зубы, содрогаться. Это было такое волшебное чувство, видеть, что ему нравится и чувствовать себя капельку всемогущей, что не хотелось останавливаться.
Горячая волна, что зарождалась в теле ниже её пупка словно подсказывала как взяться рукой, поглаживать, посасывать. Движения возникали в мозгу словно сами собой. И вызывали желание — спазм, будто в животе крепко завязали узел.
— А, чёрт! Белка, — почти оттолкнул её голову Марк, подхватил на руки и посадил на себя.
Выгнулся, словно и дальше предоставляя ей право действовать.
И она действовала. Но словно это была и не Вера, а кто-то другой внутри неё наставлял её сейчас. Инстинкты, что её раскачивали и шептали: ближе, глубже, туда, сюда.
И в какой-то момент стены вдруг стали расступаться, кровать уплыла, её дыхание стало чаще, движения сильнее, яростнее… и вдруг она словно сорвалась и… поплыла.
Не содрогнулась всем телом, как Марк, не взвыла, не застонала, просто что-то случилось и по телу словно потекло тепло. Изнутри. По всему телу.
— Ма-а-арк, — как была, сидя и закрыв глаза, она откинула голову назад. — Боже. Это прекрасно.
Он поднялся, прижал её к себе и шепнул на ухо:
— Моя. Ты не представляешь, как я рад это слышать.
Моя.
Вера тряхнула головой.
Одна из скульптур Файлин, где в экстазе мечтательно улыбается юноша, так и называлась. «Моя».
Но Вера рассказала Файлин не это.
Просто какую-то историю из жизни. Как они катались на велосипедах, и Вера упала. Как Марк нёс её на руках. Как заставлял смотреть на него, а не на рану. Ему в глаза, а не на кровь.
Марк…
Сегодня Вера закончила работу пораньше. Её ждал Алексей и взволнованный Ванька — вечером они ехали к папе.
Как же она хотела, чтобы их ждал Реверт, а не Измайлов.
И не хотела.
Она словно замерла на распутье и не знала куда повернуть.
Но одно знала точно: идти надо вперёд.
Выйдя из особняка, Вера посмотрела на телефон.
Мозг привычно продиктовал: восемь, девятьсот…
Надо бы поблагодарить его хотя бы за уборку на сайте. Это же наверняка был Реверт.
Сказать спасибо за столько добрых слов, что там появилось вместо злых. За тот поток клиентов, что потёк с заказами. Если бы не обещание, данное Иванне Вигеновне, за некоторые из заказов Вера взялась бы прямо сейчас. Но люди готовы были ждать, вносили залог, записывались. Это было так приятно и так трогательно.
Но почему этот простой звонок так похож на повод?
И почему она не хочет его давать. Хотя уверена: Марк ждёт.
Глухая обида так и не проходила, и придавала вкус горечи всему: его словам, его помощи, его поцелую.
Обида. Горечь. Гордость.
Его предательство, что она так и не могла простить. И пережитое унижение.
Безысходность, в которую он её толкнул. И ошибки, что она совершила.
А, может, всему виной ревность? Чёрная, жгучая, дурная?
Она появилась не сейчас. И даже не когда Марк её бросил. Она росла, каждый раз становясь невыносимее, когда его чёрт знает где носило, а потом он вдруг возвращался.
Возвращался и уже словно не любил, а самозабвенно трахал. Уже не спрашивал: «Так?». Уже точно знал, как. И доводил её до исступления не случайно — умело, сознательно, профессионально. Не краснел и не смущался. Качественно. Неутомимо…
Она правда это чувствовала или себя накручивала?
Правда ревновала или просто искала причину, что не даёт его простить?
И нужна ли ей причина? Может нужно искать способ?
Вера резко свернула в карман, не включив поворот.
— Простите, — приложила руку к груди, извиняясь перед водителем ехавшей следом машины.
И уверенно набрала номер.
Глава 20. Марк
Марк посмотрел на звонок от незнакомого абонента.
— Реверт, — поднёс к уху трубку и, выслушав, выдохнул с возмущением. — И что, никак это нельзя решить без меня? Да в конце концов, Виктор Михайлович! Вы директор завода, а не я. Это у вас забастовка. Вы и разберитесь… Ну вызовите полицию, ОМОН, спасателей. Чем вам могу помочь лично я?.. Нет, сейчас я точно занят, — отключился Марк и вышел из машины, хлопнув дверью. — Останься пока здесь, — приказал он Мамаю, что вышел вслед за ним. — Я сам.
Они сидели в машине минут двадцать и смотрели за Ванькой, что возился в песочнице, но потом у Марка сдали нервы. Ещё до звонка. Все дети играли вместе: девочки, мальчики, пупсы, машинки. А его малыш сидел один и сам с собой возил какую-то игрушку.
— Привет, — сел на край песочницы Марк, чувствуя, как болит в груди. И сердце обливается кровью. Он видел, как в окне кухни переполошилась Верина мама, но идти именно туда, к подъезду он и велел стоящему у машины Мамаю.
— Пливет, — поздоровался мальчишка и покатил в сторону Марка гоночный мотоцикл. Блестящий, хромированный, с чёрным сиденьем. Уже чуточку облезший, но явно потому, что любимый.
— Это что у тебя? Ямаха?
— Фто? — поднял на Марка его зелёные глаза пацан.
— Ну, модель такая, — мучился Марк, как же попроще объяснить ребёнку, — Ямаха. Есть Хонда. Есть Сузуки, Кавасаки, Дукати. Мотоциклы разные компании выпускают.
Марк был уверен: малыш не понял ни слова.
— Я не фнаю, — пожал он плечами. — У меня плосто мотоцикл.
— Классный, — одобрил Марк. — А ты почему с другими детьми не играешь?
— Они меня не знают, — самозабвенно возил он колёсами по засыпанным песком доскам.
— Он тут не живёт, — бросив игру, подошёл к ним мальчик возраста Ваньки, а может, постарше, просто был росточком мелковат, но очень активный. — Они сюда к бабушке переехали. Их отец выгнал, потому что мать его нагуляла, — ткнул он пальцем в Ваньку.
