Горячая волна, что, хотела Вера или нет, растеклась от его пальцев, всё же заставила её прикусить губу и застонать. Неподдельно. По-настоящему. Хоть и едва слышно. Совсем тихо. Она так соскучилась по этому чувству. Но закрыв глаза, представила вовсе не руку мужа, когда застонала. Подчиняясь желанию, что разливалось по телу, отдаваясь этому почти забытому ощущению, она ждала как вот-вот сорвётся к звёздам и боялась только одного, чтобы не прошептать «Марк!»
Ма-а-арк!
— О, да! Да! — орошая её спермой, как племенную кобылу, кончил в неё муж и довольно выдохнул, ловя спазмы её тела. — Да, детка! Тебе было хорошо? — самолюбиво спросил он. Самец!
— Да, дорогой, — тяжело дыша, ответила Вера.
И получила ещё один, хозяйский шлепок по заднице.
Проклятье, как же она воняет! Думала Вера, изведя целую пачку влажных салфеток на то, чтобы привести себя в порядок и убрать следы спермы.
Алексей ждал её снаружи. Она слышала его голос. Резко повеселевший, он явно был от себя в восторге. С кем-то шутил, смеялся.
А Вера смотрела в зеркало и чувствовала себя грязной. Осквернённой. Униженной. И уже не злой. Обессиленной и несчастной.
Чёртов Реверт!
Шесть лет назад она дала себе зарок, что всё равно станет счастливой, даже без него. В конце концов, на нём свет клином не сошёлся. Есть и другие мужики.
Сейчас ей хотелось сказать то же самое. Но уже не Марку.
В конце концов, она молодая привлекательная женщина. Отличный дизайнер. Хорошая мать. Заботливая дочь. Верная подруга.
И как взрослой, самостоятельной женщине ей хотелось упасть на пол и зарыдать.
Но она не заплакала. Она достала из сумки флакон-таблетницу, куда вместо обезболивающих положила противозачаточные таблетки, проглотила одну и запила водой из крана.
Хер ты угадал, мой дорогой, что я тебе рожу, — упёрлась она руками в раковину. — Я терплю, потому что ты имеешь право злиться. Терплю, пока хорошо относишься к ребёнку. Но всему есть предел. Вернулся Реверт или нет, это его личное дело. То, что между нами — только между мной и тобой.
— А что делает взрослая самостоятельная женщина, когда у неё проблемы? — спросила она у зеркала. — Правильно. Напивается с подругами. Или без подруг. Только посмотрите, до чего эта самодостаточная женщина себя довела, — вздохнула она. — В погоне за счастьем-то.
В попытках себе доказать, что она сможет его забыть, сможет отречься…
Наверное, мне нужен хороший психолог.
— Вера, — легонько постучал в дверь муж. — С тобой всё в порядке?
Нет, мне нужен хороший адвокат.
— Да! — крикнула она. — Уже иду!
— Я буду в зале.
— Хорошо! — выдохнула Вера, дождалась, когда он уйдёт, тихонько выскользнула из туалета и пошла на балкон. Позвонить. Внутри было слишком шумно — даже в туалете звучала музыка.
Октябрьский вечер требовал поверх платья, как минимум, пуховую шаль. А лучше шубу. Кожа моментально покрылась мурашками от холода. Но это было именно того, чего Вере сейчас хотелось — холода, свежести, чистоты, ясности.
— Мам, как Ванечка? — спросила она, едва та взяла трубку.
— Ванечка? — удивилась мама. — Алексей тебе разве не сказал? Ванюшу забрала Галина Семёновна.
— Галина Семёновна?.. — встал в горле ком от одного имени свекрови. И как-то неловко было ответить маме: «Нет, не сказал». Как-то стыдно признаться, что у них всё разладилось. Алексей маме нравился. Между Алексеем и Марком она всегда была за Измайлова. Стыдно, что это Вера испортила всё, что так хорошо начиналось… Или нет? Или всё это время она просто закрывала глаза, убеждая себя, что у них сложилось, а хорошо никогда и не было?..
— Вера?.. Верочка, ты тут? Ты меня слышишь?
— Да, да, мам. Связь плохая, — вздрогнула она от пронизывающего холода. — Алексей, наверное, сказал, да я в суете забыла. Такой длинный выдался день. Ладно, хорошего тебе вечера.
— И вам хорошо отдохнуть, — попрощалась мама.
— Чёрт! — выдохнула Вера.
И в этот момент её застывшие плечи накрыло что-то тёплое.
— Ничего не говори. — Обняли сверху сильные руки. И прижали к себе.
Марк!
Глава 4. Вера
Она физически чувствовала, как течёт время.
Как упала каждая из двух тысяч триста девяносто шести песчинок, что падает в секунду в песочных часах.
Её любознательный мальчик недавно задал ей вопрос сколько в них песчинок, увидев песочные часы, и Вера посчитала: поделила объём песка на размер песчинки, умножила, добавила проценты на корректировку. И выяснила, что, когда её сердце пропустило удар, упало ровно столько. А потом ещё столько же, а может, в несколько раз больше, когда Марк нагнулся, прижался губами к её виску и вдохнул. И ещё пол столько, когда его тело сотрясла дрожь, и её откликнулось.
Чёртовых три ничтожных секунды. Или целых семь тысяч песчинок?
Ничего. Или целая жизнь?
— Белка, — прошептал Марк.
Но, черпая силы, наверное, где-то на том дне, где берут этот чёртов песок, или на дне, что сейчас она называла своей жизнью, Вера схватила его руки и сбросила вместе с пиджаком, которым он её укрыл.
— Уходи, Марк!
Не хватило ей сил только повернуться. Потому что нельзя смотреть в его глаза. В зелёные глаза её сына, чтобы не остаться в них навсегда. Нельзя.
— Я уйду, — судя по звуку, поднял он пиджак. — Сейчас я уйду. Но хочу, чтобы ты знала: я вернулся не ради отцовской компании. Я вернулся за тобой.
Она развернулась так резко, что он отпрянул.
— За мной?! И у тебя хватает наглости говорить, что ты вернулся за мной?
— Послушай меня, — шагнул он навстречу.
— Нет, это ты меня послушай, — задрала Вера подбородок. Не потому, что была такой гордой, хотя была. Потому, что в нём было чёртовых метр девяносто роста, а в ней — всего ничего. — Если бы ты сказал, что вернёшься. Если бы сказал, что у меня есть хоть один шанс. Один грёбаный шанс надеяться, что это возможно, клянусь, я бы тебя ждала. Хоть всю жизнь. Сколько надо. Сколько угодно. Я бы хранила тебе верность. Я бы одна растила нашего сына…
