– Как мне подсказали, это работа мастера Энариона.
– Это что-то должно значить? – Он выгнул бровь.
Издевается, что ли?
– Не знаешь? – протянула я.
– Впервые слышу, – покачал головой Ноэль с таким недоуменным видом, что складывалось ошибочное впечатление, будто он слыхом не слыхивал ни об ювелире, ни о живых украшениях.
– Ты же не девочка из высшего общества Шай-Эра, чтобы разбираться в цацках, – фыркнула Рэдмин на диалекте, неожиданно купившись на спектакль. Вообще, она сказала нечто позабористее политесного «цацки», но я не сумела мысленно подобрать точный перевод ругательства.
– Энарион – известный в Норсенте ювелир, – подсказала я. – У нас говорят, что его украшения на полуострове ценятся.
– И что с ним не так? – полюбопытствовал Ноэль, как будто действительно не догадывался.
– С ним полный порядок, но я не могу себе позволить принять украшение. Оно слишком дорогое для новогоднего подарка.
– Кстати, – хмыкнул Эйнар, со стороны наблюдавший за спором, – в Норсенте не принято возвращать подарки, присланные к смене времен. Это считается дурной приметой.
Похоже, он был в курсе, откуда у меня живой орнамент. От двусмысленности разговора, понятного только нам троим, я страшно развеселилась и действительно предложила сыграть в застольную игру.
На пятом раунде супруга ректора наконец поняла, что невинный пунш не настолько невинен, как можно подумать, и в него добавлен коварный ром, но было поздно пить отрезвляющую холодную воду со льдом и лимоном. И даже просто грызть лимонный лед, а она испробовала оба варианта. Пятнадцать минут до полуночи не дотянула! Причитающему мужу пришлось проводить ее «чуточку подремать» в комнату для отдыха.
– Дорогой, – повторяла она третий раз, – в твоей академии учатся такие удивительные молодые люди!
Дорогой – дражайший! – ректор бросил на нас полный укоризны взгляд, покачал головой и увел супругу.
– Думаешь, нас теперь отчислят? – задумчиво задала я вопрос в воздух.
Ответа он не требовал, но Рэдмин не удержалась:
– Нас точно не сможет, а за тебя не ручаюсь.
– Да ты умеешь заразить оптимизмом! – фыркнула я.
– Что такое оптимизм? – недоуменно спросила она у Эйнара. Тот быстренько перевел на диалект, и северянка почему-то страшно обиделась, словно мысль, будто она может смотреть на мир счастливо, была оскорбительной.
Вскоре все гости, кто не успел разбрестись по комнатам отдыха и после забористых коктейлей все еще связно мыслил, отправились в оранжерею, чтобы встретить Новый год под звездами и полюбоваться праздничными фейерверками.
Места в пристройке, где зимний сад устроила еще мать Алекса, было немного. Единственным источником скудного освещения служили живые магические огоньки, сидящие на листьях растений и от движения испуганно взлетающие в воздух. Однако благодаря полумраку сквозь стеклянную крышу было четко видно тяжелое бархатное небо, усыпанное по-зимнему мелкими и далекими звездами.
Вообще-то, еще с утра погода непрозрачно намекала, что салютом никому не полюбоваться, точно не в скалистом Ос-Арэте, но Ирэна Чейс «оседлала» снегопад. Вернее, победил его приглашенный маг. Небо над поместьем прояснилось, и только на горизонте клубились хмурые злющие тучи, до поры до времени не способные прорваться через невидимую границу.
Подозреваю, что после сегодняшнего «разгона облаков» ни луны, ни солнца, ни чистого неба Чейсы не увидят несколько дней. После магии стихия частенько впадала в неистовство. Не занесло бы дом до второго этажа, а заодно и меня в этом доме!
Я попробовала кислое вино, скривилась от омерзения и немедленно наткнулась на смеющийся взгляд Ноэля. Умел же подловить на неловком моменте!
– Благородное вино всегда кислое, – с умным видом пояснила я.
– Смотрю, ты в этом разбираешься, принцесса, – сыронизировал он.
– Нет, но так сказала Зои. Она дочь владельца винных погребков. – Я помолчала и добавила: – Понятия не имею, зачем тебе это знание. Просто живи с ним…
Тихонечко, пока люди в волнении ждали последних секунд уходящего года, Ноэль сжал мое запястье и увлек за высокие заросли экзотического растения в большой кадке.
– Что мы творим? – шепотом спросила я, чувствуя, как от возбуждения в висках зашумела кровь.
– Сбегаем.
– А как же салют? – растерялась я.
– Я уже видел салют. И не раз. – Он пристроил наши бокалы с игристым вином на плетеном столике и, не выпуская моей руки, уверенной походкой направился к арочному выходу из оранжереи.
Все, что Ноэль делал, было чистым безумием! Заразительным, возбуждающим и головокружительным.
– Подожди! – Я перехватила его руку, сплетая наши пальцы в крепкий замок. – Лучше сюда.
Он никак не прокомментировал моего нежелания оказаться замеченными кем-нибудь из гостей или – что еще хуже, учитывая обстоятельства, – Чейсами-старшими и спокойно последовал к неприметной узкой дверке, ведущей в закрытую от гостей часть дома.
В спящей библиотеке, где мы спрятались, царила сизая темнота. В лампах не теплилось ни язычка магического пламени, ни крошечного светляка. В глухой тишине был слышен лишь стук моих каблуков о паркет и шелест длинного платья.
Как только книжные шкафы скрыли нас от возможных свидетелей, властным движением Ноэль заставил меня развернуться и привлек к себе. Жадные губы накрыли мои, и наше дыхание переплелось. Без стеснения сжав мои волосы на затылке, он заставил запрокинуть голову, сделать судорожный вздох раскаленного воздуха. Язык немедленно скользнул между моих приоткрытых зубов, в жгучей ласке обрисовал контур губ. Снова вернулся в рот, лизнул по нёбу.
Нас повело. Спина врезалась в истерично зазвеневшую стеклянную дверцу шкафа, в поясницу уткнулась ручка. Широкая мужская ладонь уверенно скользнула вверх по ребрам и легла на грудь. От смелого прикосновения из моего горла вырвался незнакомый низкий стон, мучительное требование того, к чему я совершенно не была готова. И в этот момент мир за пределами библиотеки напомнил о себе басовитым боем, возвестившем о конце года.
Вообще-то, напольные часы стояли в хозяйском кабинете, но магия помогла разнести часовой голос по всем уголкам огромного особняка. И если примета, дескать, как встретишь год, так его и проведешь, не врала, то меня ждали самые горячие дни за всю мою жизнь! Ведь я встретила его в руках мужчины, беззастенчиво ласкающего меня через кружевное платье.
Бой оборвался, и в тишине по ночным окрестностям прокатился рокот первого взрыва салюта.
Ноэль отстранился, оперся одной рукой о шкаф, другой ласкал мою пылающую щеку. Мы оба тяжело дышали, пытаясь вернуться в сознание. Кончиками пальцев я очертила упрямую линию его подбородка, провела по скуле, заставляя открыть потемневшие до черноты глаза.
