Единственное, о чем откровенные романы не врали, – в самый первый раз бывает больно, и эта глубинная боль кажется обидной и ужасно несправедливой. Правда, до того момента, пока мужчина не призовет магию. Понятия не имею, как у других, но у меня от магических токов из головы выбило лишние мысли, а тело накрыло невыносимым удовольствием. Не уверена, но кажется, в какой-то момент, когда наслаждение достигло пика, я не просто застонала, а вскрикнула…
Подперев голову кулаком, я разглядывала лежащего на спине крепкого северянина, мягко пальцами чертила по рельефным линиям, осторожно обрисовывала контуры вытатуированных на ребрах символов. Сегодняшней ночью прикасаться к Ноэлю стало моим вторым любимым занятием. Первое – мы только закончили.
– Гнев, тишина, – шепча, повторяла кончиком пальца резкие чернильные линии, – принятие, сожаление, любовь. Почему эти знаки? Они не сочетаются.
– Я наносил их постепенно. Когда с чем-то было сложно справиться, рисовал символ на теле. Как ни странно, это приносило облегчение… – после паузы признался Ноэль. – Мне было тяжело осознать гибель родных, с той шхуны вообще мало кто спасся. Нам с дедом пришлось несладко: он понятия не имел, как усмирить подростка в ярости, а я бесился, осознавая, что единственный выжил. Символ «гнев» был в его книге. Я увидел и понял: вот оно. Когда появилась татуировка, меня отпустило.
– Тишина? – тихо спросила, вновь обведя пальцем печальный знак.
– В семнадцать мне перекрыли магию.
– Ты ведь не шутишь. – Я приподнялась на локте и заглянула в его расслабленное лицо.
– Что за жалобный вид? Все давно закончилось. – С улыбкой он поцеловал меня в кончик носа. – Стражи привезли меня домой в кандалах, у деда от переживаний случился удар, а на день рождения его величество сделал нам обоим королевский подарок – перекрыл мне магию. Поначалу тишина казалась невыносимой.
– Какая жестокость! – прошептала я.
– Она оправданна.
– Я не верю в оправданную жестокость. Всегда есть другой выход.
– Этим он помог мне, Чарли. Оказалось, что в тишине хорошо думается. Я огляделся вокруг и понял, что без стихии у меня ничего не осталось, выжженная пустошь вместо нормальной жизни. Вряд ли отец хотел, чтобы сын превратился в ничтожество, когда сбросил меня с горящего корабля. Я принял все, что со мной случилось.
– И нанес знак «принятие», – договорила я.
– И нарисовал тату, – согласился он.
О «сожалении» спрашивать побоялась. Очевидно, знак появился после той дикой истории с погибшим парнем.
– Понимаю, что сложно справиться с гневом, но чем тебе не угодила любовь? Ты был безответно влюблен?
– Да. – Он ласково погладил мой подбородок. – Но по совершенно непонятной причине ты неожиданно ответила.
Можно мне растаять, как кубик льда в жаркий день? Сердечно благодарю.
Я проснулась от непривычной тесноты в кровати. Открыла глаза и с недоумением обнаружила перед носом необработанную каменную кладку. К спине прижималось сильное крепкое тело, а к ягодицам – совершенно беспардонно и без смущения – каменное мужское естество. Тут-то до меня разом дошло, и губы растянулись в довольной улыбке.
Нахальная ладонь Ноэля между тем гуляла под широкой исподней рубашкой, которую я надела после купальни. Приключение с ночным мытьем оказалось почти безопасным, ведь в дверях дежурил крепкий высокий северянин. Странные типы, неожиданно решившие потереть спинки в четыре часа утра, отправились в зад… в смысле, в противоположный конец этажа, где располагалась еще одна купальня.
Мужские пальцы ласково огладили живот, пробежались по металлическому узору на ребрах, неожиданно ожившему от прикосновения мага, легли на грудь. Горячие губы приложились к чувствительной точке в основании шеи, и я застонала, больше не в силах делать вид, будто сплю.
– Доброе утро, – прошептал Ноэль.
Понятия не имею, сколько времени и почему утро оставалось по-прежнему таким темным, хотя рассвет в горах обычно приходил раньше, чем в городке, но спросила:
– Сколько мы спали?
– Мало, и ты можешь еще подремать, – промурлыкал он, давая понять, что, конечно, можно попытаться подремать, но кое-кто будет активно мешать этому просто жизненно необходимому процессу другим не менее замечательным занятием.
Толкаясь на довольно узкой койке, я перевернулась лицом к Ноэлю и подставила губы для поцелуя. Наше дыхание смешалось, широкая рубаха легко слезла через голову и упала в кучу к дорогущему платью (там же валялось болеро из драгоценного меха, соскользнувшее со спинки стула). Ласки становились смелей, настойчивее и напористее. Не хватало воздуха, и одеяло тоже отправилась на пол. Я снова поняла, что погружаюсь в потрясающий ад, полный острого, ни с чем не сравнимого наслаждения, и теперь, пожалуй, буду хохотать над откровенными романами, понимая, что в них написаны сплошные враки…
И тут в комнату тихонечко постучались.
Замерев в весьма выразительной позе, мы прислушались к этому прозаичному стуку, случившемуся ужасно не вовремя.
– Какого демона? – пробормотал Ноэль на диалекте.
Весьма актуальный вопрос! Может, у соседа за стенкой от зависти не выдержали нервы?
Стук повторился, громкий, настойчивый и по-особенному категоричный. На долю секунды в голову пришла идиотская мысль, что колотила Зои! Только она умела так стучаться, словно в здании случился пожар.
От дурацкого чувства, что подобное происходило в пансионе, но тогда мы были по крайней мере полностью одеты, захотелось сначала расхохотаться страшным голосом, а потом злобно швырнуть в дверь туфлю на каблуке. А лучше этой туфлей вмазать гостю! Я-то наивно полагала, что ночью в общежитии все студенты впадали в летаргический сон, а поглядите-ка: один зомби поднялся с кровати и помешал нам просыпаться!
– Может, в общежитии кто-нибудь заклятием разрушил стену? – попыталась пошутить я.
Что еще способно заставить кого-то выносить дверь в мужскую комнату перед рассветом? Только чрезвычайное положение!
– Коэн! Друг! Открой! У меня чрезвычайное положение! – заскулил в коридоре смутно знакомый голос на северном диалекте. – Ноэль! Брат! Я сейчас снесу головой стену!
– Эйнар?! – в два голоса прошептали мы с «другом и братом Ноэлем Коэном».
– Ты там или уже тренируешься? – стонал Эйнар.
Тренируется, но в не боевой магии, поэтому иди-ка уже в зад… в смысле, зал. Атлетический зал!
– Он сейчас уйдет, – убежденно пробормотал Ноэль.
– Я не уйду, пока не откроешь! – пригрозил нежданный гость, наплевав, что, возможно, перебудил весь этаж и теперь только ленивый не выглянет в коридор, чтобы проверить, а не снес ли кто-нибудь в общаге половину каменной стены и не прорубил ли магией дополнительное окно.
– Он нас слышит?! – тихо запаниковала я.
