– Я не готов тебя отпустить, – твердо отказался он поступать по-умному. – Не сейчас!
– А я не готова оставаться твоей невестой ни на каких условиях!
Знаете, мне тоже очень сложно вести себя спокойно и рассудительно, когда хочется побить кретина чугунной кочергой. Меня останавливало исключительно отсутствие этой самой кочерги!
– Они не позволят нам разойтись, Шарлотта. – Он указал пальцем на закрытую дверь библиотеки, видимо, намекая на наших родителей. – В конце концов мы все равно придем к венчальной чаше.
– Самое главное, чтобы у венчальной чаши меня ждал другой мужчина, а ты ожидал другую девушку, – пошутила я и протянула раскрытую ладонь для рукопожатия: – Останемся друзьями, Александр Чейс?
Он сбежал из библиотеки, не пожав моей руки и прихватив отцовский бренди, видимо, в качестве сердечного болеутоляющего. Зато подробно объяснил, в каком гробу видел дружбу с невестой, променявшей его на какого-то северянина.
«Он даже не шай-эрец!» – воскликнул Алекс и шарахнул дверью, перепугав трудолюбивую книжную нечисть.
Не сказать, чтобы я сильно расстроилась из-за его отказа. Женихом Александр Чейс был отвратительным, просто какой-то жених из ада! Вряд ли из него вышел бы хороший друг.
В столовой Чейсов мы завтракали с мамой вдвоем, и от продолжения скандала нас спасло лишь то, что я выбрала стратегически правильное место на противоположном конце стола. Правда, совместной поездки в карете избежать не удалось. Она уезжала в Но-Ирэ и непременно пожелала подбросить меня до академии, словно боялась, что я тихо соберу дорожный сундук и с самого утречка дерну в Норсент. Без разрешения на въезд и портальный переход, чтобы уж наверняка прославить семью Тэйр на два королевства, если о нас еще где-то не слышали!
По дороге я все ждала, когда начнется новый акт обручально-свадебной драмы, но не случилось. Довезли меня быстро, в принужденном молчании, видимо, призванном продемонстрировать, насколько родительница опечалена глупостью взбунтовавшейся дочери. Выходя из кареты, я сделала вид, что забыла попрощаться.
– В выходные я жду тебя дома, – строгим голосом напомнила мама о поездке в столицу.
– Слушаюсь, мадам, – буркнула я и, накинув на плечо портфель с учебниками, пошагала к парадным дверям.
День был загружен занятиями, к вечеру больше всего хотелось вернуться в пансион, но пришлось отправиться в читальный зал за книгами для сочинения Канахену. К сожалению, оно само себя писать никак не желало, и страница блокнота какой день подряд оставалась удручающе пуста.
Профессор потребовал, чтобы я выбрала несколько известных высказываний и рассказала, какую мудрость они несут миру. Но для начала «мудрость» следовало отыскать, свериться со словарем и понять, несет ли она вообще что-нибудь, кроме пустых слов.
За фолиантами на северном королевском диалекте смотритель отправил меня в отдел литературы на иноземных языках, на второй ярус. Набрав целую стопку книг, я выбрала стол в нише, зажгла лампу и разложила вещи. Северный диалект традиционно ввергал меня в сон. Зевая, я листала зачитанные книги. Раскрыла очередной том на развороте, где предыдущий чтец сломался: заложил ленточкой-закладкой и сунул обратно на полку.
Посреди желтоватой страницы без особенного пиетета кто-то подчеркнул чернильной линией пару строчек. Невольно я пробежала глазами по фразе, прочла шепотом. Она звучала подозрительно знакомой…
Перед мысленным взором появился Ноэль на фоне новогоднего дерева. Он бросал эту самую фразу раздраженным голосом и отказывался давать точный перевод. Невольно представилось, как, сидя на втором этаже библиотечного зала, северянин твердой рукой, продавливая пористую бумагу острым кончиком пера, подчеркнул нужную фразу в книге. Видимо, считал, что я ради интереса отправлюсь в библиотеку, но мне не хватило любопытства.
С энтузиазмом, достойным исключительно сочинения для Канахена, я схватилась за словарь, собрала предложение, как мозаику: слово к слову, литера к литере, и получила в итоге сущую нелепицу.
– Господи, чем я только занимаюсь? – в сердцах проворчала я, растерев лицо ладонями, и снова схватилась за словарь. Через некоторое время переведенная фраза аккуратно легла на бумагу.
«Оберегай любовь свою, даже если тебя посчитают злодеем».
– Алекс, значит, тебе жить мешал? – пробормотала я себе под нос и решительно полезла в книжку – искать, кто первым высказался о таком возмутительном принципе причинения добра и защиты большой любви. У этих северян вечно все не как у цивилизованного мира! Никогда не считала себя поклонницей искаженной теории, что жесткость можно оправдать, а добро должно обладать крепкими кулаками…
Проснулась я, сладко прижимаясь щекой к раскрытой книжке с тем самым высказыванием, по которому жил Ноэль. Огонек в настольной лампе оказался приглушен, нишу и стол обступал полумрак. Тишина стояла, как в заброшенном склепе. Стопка книг со стола исчезла, зато появился термос с питьем. Теплым, если судить по мерцающему на боку символу. С недоумением я выпрямилась и обнаружила, что плечи прикрыты мужским пиджаком. Не возникало никаких сомнений, кто именно проявил неожиданную заботу.
Со злостью я стянула пиджак и отправилась на поиски его хозяина. Ноэль нашелся довольно быстро по яркому свету, мерцающему за стеллажами. В рубашке с закатанными рукавами он стоял возле полок с книгами, написанными на языке северного полуострова, и с сосредоточенным видом просматривал какой-то фолиант. На табуретке возвышалась аккуратная, уголок к уголку, башня из томиков.
– Проходил мимо библиотеки и решил подучиться родному языку? – проговорила я, не заботясь, что в читальном зале следует вести себя очень тихо. Полагаю, правило не действовало, когда не слышал смотритель.
Ноэль оторвался от текста и устремил на меня нечитаемый взгляд. В ярком магическом свете можно было рассмотреть каждую черточку лица и то, как напрягались под тонкой тканью строгой рубашки мускулы на руках. Он казался очень красивым, далеким и чужим, даже в груди щемило.
– Забери, мне не нужно!
Я швырнула в него пиджак, но чуточку не докинула. Вещь свалилась северянину под ноги и покрыла пол.
– В пятницу я покидаю Шай-Эр, Чарли, – неожиданно прервал он молчание.
– И решил напоследок написать за меня сочинение? – огрызнулась я. – Спасибо, сама справлюсь! Счастливого пути.
Теперь следовало красиво и гордо уйти, но ноги не шли. Мы смотрели глаза в глаза и не шевелились. Внутри у меня не просто болело, а перемалывало. Кажется, было больно даже костям.
– Почему ты меня бросил? – вырвалось внезапно, сама не ожидала.
– Позови я тебя с собой, ты уехала бы? – вопросом на вопрос ответил он.
– Да, – не задумывалась ни секунды. – Ты сам знаешь.
– Поэтому.
– Поэтому – что? – Я услышала свой голос, словно звучащий со стороны, а в нем – ярость.