– Ты хотела правду, почему я решил расстаться. Вот она – правда. Я расскажу, как будет: ты бросишься за мной следом на полуостров, оставишь позади все, что связывает тебя с Шай-Эром: семью, друзей, привычную жизнь. Побег тебе никогда не простят, не девушке твоего положения и круга. Ты превратишься в изгоя здесь, но останешься чужой там. В конечном итоге жизнь со мной сделает тебя глубоко несчастной.
– «Оберегай любовь свою, даже если тебя посчитают злодеем», – со смешком процитировала я. – Я все-таки нашла словарь и проверила перевод. Верный?
– Вольный, – спокойно поправил он.
– Без разницы, – чувствуя, что готова кидаться книгами от злости, бросила я. – Ты действительно считаешь меня полной тупицей, Ноэль Коэн? Думаешь, я не осознавала, чем рискую, когда говорила, что готова уехать с тобой? Я не собираюсь терять ничего из того, что у меня есть! Понятно?
– В Норсенте умение укрощать стихию перевешивает любые человеческие качества. После смерти того парня репутация Коэнов оказалась под большим вопросом. Чарли, я не уверен, что смогу защитить тебя, как должен, а в Шай-Эре тебе уготовано блестящее будущее. Здесь ты будешь сверкать, как заслуживаешь.
– Видимо, я заслуживаю сверкать, как увядающее новогоднее дерево, – издевательски протянула я. – Если ты не догадался, то блестящее будущее мне уготовано замужем за парнем, которого одобрят родители. Как подумаю, так даже мысленно жизнь сияет яркими красками!
– Ты ерничаешь.
– Конечно! Что мне еще останется, если я слушаю любимого мужчину, а слышу свою мать? Ты как будто говоришь устами Лилии Тэйр!
Неожиданно непроницаемая маска, обычная для Ноэля, дала трещину. Он начал меняться в лице.
– Бог мой, ты говорил с ней! – опешила я.
– Твоя мать приходила ко мне, и я согласен с Лилией, Чарли.
От неожиданного понимания, что мы расстались благодаря моей «заботливой» маменьке, захотелось не просто швыряться учебниками, а еще треснуть северянина куда-нибудь… в глаз. Я уперла руки в бока и перевела дыхание.
– Поверить не могу! У меня просто слов нет, Ноэль! Уму непостижимо!
– Чарли, послушай меня…
– Помолчи! – рявкнула я, выставив вперед палец. – Иначе меня разорвет от злости! Выходит, Лилия в своей обычной манере приказала нам расстаться, а ты пораскинул мозгами, взял и сделал? Как ты позволил ей влезть в наши отношения?
– Она твоя мать.
– Она женщина, умеющая манипулировать людьми почище прожженного дипломата! Отцу фору даст! – вызверилась я. – Как вспомню, какую безобразную сцену она вчера устроила, когда я отказала Алексу, так хочется поехать в Но-Ирэ и закатить грандиозный скандал!
Мы замолчали. У меня першило горло, в ушах стоял звон. Не осознавая, впервые в своей жизни от злости я орала на человека. Открытие по-настоящему ошеломило, ведь в меня с детства вбивали, что повышать голос на кого бы то ни было, даже на обнаглевшую химеру, сгрызшую лучшие туфли и закусившую бабушкиным колье, совершенно недопустимо. Странно, как не прискакал смотритель и не вытолкал нас взашей за возмутительное попрание принципа библиотечно-мертвой тишины.
– Людям, которых любишь, надо давать второй шанс, Ноэль, поэтому спрошу еще раз… – быстро проговорила я, боясь, что он меня перебьет и выдаст очередную глупую, жестокую гадость. – Ты позовешь меня с собой?
Последовала пауза. Тяжелая, долгая, полная моей отчаянной надежды и его мучительных колебаний.
– Чарли…
Сердце упало.
– Не повторяйся. Я с первого раза тебя услышала и поняла.
Уходила гордо, с видом независимой, самостоятельной женщины… Эта самая женщина заплатила огромное состояние за расставание с одним мужчиной и пожертвовала гордостью, чтобы оказаться брошенной второй раз – другим. Просто чемпион в любви, золотой орден прикалывать некуда!
Ноэль нагнал меня неожиданно. Сжав локоть, резко развернул к себе лицом и обхватил руками. Зарылся пальцами в волосы, прижал так сильно, что остановилось дыхание. Я затрепыхалась, пытаясь освободиться, и знакомым жестом он придавил ладонью мою поясницу, спокойно преодолевая вялое сопротивление.
Мы замерли, оба ошарашенные этими тесными долгожданными объятиями. Знакомый запах Ноэля пьянил, его сердце грохотало под щекой. Можно было услышать каждый заполошный удар. И мраморная плита, лежавшая на моих плечах и клонившая к земле, в одночасье растаяла.
– Я люблю тебя, – прошептал он. – Люблю и желаю самого лучшего.
– Знаю, – пробормотала. – Просто все мне желают самого лучшего, но никто не учитывает, чего именно хочу я.
– Чего ты хочешь? – тихо спросил он.
– Разве не очевидно? Опубликовать переводы норсентских классических манускриптов, написать книгу о путешествиях по северному полуострову и тебя.
Еще, как бы тривиально ни звучало, шарик яблочной карамели. Очень от нервных встрясок помогает.
– Что скажешь, Ноэль?
– Я по-прежнему согласен с твоей матерью. Эгоистично удерживать тебя ради туманных перспектив в королевстве, где нас никто не ждет.
– Тогда зачем ты меня остановил? Обняться напоследок?
– Я остро понимаю, что вряд ли мне поможет еще одна татуировка, чтобы войти в жизнь, где тебя нет.
Господи, и почему этот мужчина все еще продолжает говорить о расставании?
– Возвращайся, – едва заметно улыбнулась я, понимая, что он почти сдался. – Ты стоишь перед открытой дверью, Ноэль.
– И ты меня примешь?
– Конечно. – Я помолчала и, подняв голову, посмотрела в его нахмуренное, сосредоточенное лицо. – Но прощения ты попросить обязан. Попробуй, маэтр Коэн, ты удивишься, узнав, какая у тебя отходчивая девушка.
Вообще, думала, что он просто извинится, но мы по-разному представляли, как нужно просить прощения. Способ Ноэля мне понравился больше. Так отчаянно, сладко и горячо он не целовал меня даже в нашу первую ночь. Когда платье было напрочь смято и дурак бы догадался, что на втором этаже читального зала мы вовсе не читали книжки, смотритель не выдержал и поднялся проверить, что происходит. Полагаю, теперь на втором ярусе появится отдельный архивариус, приглядывающий за порядком.
Основательно мирились мы уже в общежитии, крепко-накрепко заперев дверь. Когда я засыпала, расслабленная и такая счастливая, что сама себе завидовала, Ноэль сладко поцеловал меня в плечо.
– Больше всего на свете я хочу, чтобы ты приехала, – прошептал, щекоча дыханием.
– Это хорошо, – пробормотала я сквозь накатывающую дрему. – Иначе я заявлюсь на твой холодный полуостров, а ты и ждать не будешь…
В четверг я сдала Канахену сочинение, написанное без единой ошибки и три раза проверенное родовитым северянином, а в пятницу проводила этого самого северянина к портальным воротам. Пожалуй, не броситься за ним следом оказалось самым трудным поступком в моей жизни.
