Изредка ему казалось, что и жена Клавдия проявляет к нему особенный интерес. Она так ласково улыбалась, когда входила в кабинет, глаза её сверка ли, и он жадно ловил каждый её взгляд. А однажды Валерия сама заговорила с ним:
— Нарцисс, служанка сказала, что это ты приносишь мне розы.
— Я?.. — вспыхнул он, словно его уличили в постыдном поступке. — Простите меня, но мне но казалось, что вы любите розы, госпожа...
— Да, мне нравятся цветы, но когда их приносят так часто, это должно что-то означать, — лукаво проговорила она.
— Это означает самое глубокое уважение к вам, моя госпожа, — поклонившись, смущённо вымол вил Нарцисс.
— Только уважение? — кокетливо спросила она.
— И безмерное обожание!
— Вы играете с огнём. — Она, смеясь, погрозила ему пальчиком и степенно ушла, поглаживая круглый живот.
Грек, возвращаясь домой, повторял про себя эти слова, означавшие для него одно: Мессалина тоже испытывала к нему тайную страсть. Он же видел, каким огнём сверкнули её глаза, как жадно она облизнула губы. На следующий день он принёс ей целую корзину роз, чем вызвал недоумение Клавдия.
— В этот день родилась моя мать, — оправдываясь, солгал грек, — и по старым обычаям Коринфа её сын обязан дарить своим самым близким большие букеты роз. Я принёс его именно вам, мой господин, ибо ближе у меня никого нет, а преподнёс вашей супруге, хранительнице семейного очага.
— Спасибо, дорогой друг, — растроганно проговорил Клавдий. — Но я не слышал об этой удивительной традиции. Ни Гомер, ни Гесиод об этом не упоминают, — пояснил он. — Вы должны рассказать мне об этом обычае поподробнее.
— Увы, о нём мне рассказывала бабушка, сам же я никогда его не наблюдал, — поклонился Нарцисс.
— Жаль, — искренне огорчился внук Ливии. — Я всегда чувствовал, что у греков должен быть развит культ матери. Вы же сентиментальный народ, память о предках для вас священна. И твоя история была бы важным тому подтверждением. Если б ты, конечно, смог её описать. Жаль, что ты не видел, а только слышал об этом от бабушки.
«Надо же уродиться таким глупцом! — подумал грек, наблюдая, как сразу же скис, расстроился хозяин из-за этого пустяка. — Интересно, как он расстроится, узнав, что красавица жена ему неверна?»
Пришёл Паллант, известив, что Квинт Макрон покончил с собой.
Лагерь преторианцев находился на окраине Рима. Новый префект Марк Аррецина Клемент давно приглашал императора заехать к ним и взглянуть на свою четырёхметровую статую, которую воины установили в центре военного городка, рядом со строевым плацем. Теперь, проходя мимо торжественным маршем, они отдают ему честь. Властитель смилостивился и перед посещением зрелища, на котором должен был выступить его старый любовник Мнестер, решил заглянуть к гвардейцам и своим появлением выказать им дружеское расположение.
Его встретили сам префект и начальник дворцовой стражи Кассий Херея, сохранивший эту должность благодаря Макрону. Они отдали честь императору, проводили на плац, где высилась статуя, и Сапожок долго любовался своим каменным воплощением. Вдохновенное, мужественное лицо, решительный взгляд, крупный мощный торс. Император не выдержал, подошёл поближе и даже потрогал отвороты каменных сапожек, каковые были точь-в-точь такими же, как и на нём в этот час.
— Прекрасно, прекрасно! — растроганно пробормотал он, отходя от скульптуры. — Ваятель мне немного польстил, но я не в обиде. Он постарался выразить силу моей души, такое преувеличение возможно.
— Вы хотели ещё посмотреть одну из наших новых казарм, ваше величество, — напомнил Аррецина и взглянул на Кассия.
— Важно, чтобы на вас посмотрели наши новые центурионы, они ещё никогда не видели живого императора и были бы счастливы хоть одним глазком взглянуть, — льстиво добавил Херея.
— Что ты говоришь, Кассий? Никогда не видели? — Император неожиданно захихикал.
— Это наш новый отряд, крепкие молодые воины, ваши ровесники, — пояснил Марк Клемент.
— И несколько ободряющих слов — они будут так счастливы! — добавил начальник стражи.
— Ну хорошо-хорошо, идёмте, только побыстрее, у меня всего пять минут, не больше. Я скажу им несколько слов: вы видите, дети мои, император всегда помнит и заботится о вас! — забормотал Калигула, вышагивая по направлению к новой казарме и вдохновлённый увиденной статуей. — Сначала я прибавил вам жалованье, а теперь эта просторная казарма, где бы вы не терпели никаких неудобств. Всё делается для того, чтобы вы достойно несли службу и оберегали своего любимого императора. Обещаю и впредь быть вашим заботливым отцом!
— Прекрасно! — воскликнул Аррецина.
— Они будут в восторге! — добавил Херея.
— Так они все молоденькие? — ухмыльнулся Сапожок.
— И все как на подбор атлеты! — похвастал префект.
— Ты ещё их не испортил, Кассий? — хохотнул император.
Начальник стражи густо покраснел, но Аррецина бросил на него строгий взгляд, заставляя смириться.
— Они любят только вас, ваше величество! — вставил Клемент.
Двое рослых гвардейцев поджидали властителя у входа. Увидев его, они вытянулись, и Сапожку понравилась их лихая выправка, он даже похлопал их по широким бёдрам, восхищённо разглядывая мощные торсы и не заметив в пылу восторга, что охранники, шедшие обычно на шаг позади повелителя, вдруг отстали и не собираются его догонять.
— Прошу, ваше величество! — распахнув перед ним дверь, угодливо проговорил префект.
Калигула бодро зашёл в казарму и весьма удивился, никого там не обнаружив. Лишь ровные ряды циновок с одеялами и знамёна на стенах.
— А где же наша славная гвардия?
— Сейчас когорты подойдут, ваше величество! Луций, Гай, куда все пропали? — зычно крикнул префект.
Подбежали те же двое рослых стражников, стоявших у входа, снова вытянулись во фрунт, держа каждый на уровне локтя остро отточенные мечи и стараясь не смотреть на Сапожка.
— Я спрашиваю: где гвардия?! — сердито повысил голос Аррецина.
— Гвардия с нами! — хором воскликнули преторианцы, развернули мечи и двумя мощными ударами пронзили живот императора. Всё было сделано молниеносно, Калигула не успел даже испугаться. Он мгновенно побелел, губы у него задрожали, но он держался изо всех сил, точно не желая падать на выскобленный до белизны дубовый пол казармы.
— Я повешу вас всех! — выпучив глаза, прошептал он и рухнул на пол.
Через несколько минут всё было кончено. Сапожка накрыли покрывалом и оставили лежать в казарме. Аррецина вышел, жестом подозвал четверых гвардейцев, бывших в охране императора.
— Никого в казарму не пускать! — приказал он, взглянул на Кассия, и тот кивком подтвердил приказ. — Пойдём!
И они направились во дворец. Всё было рассчитано наперёд. Кассий Херея мстил за друга и спасал свою шкуру, понимая, что следующий за Макроном — он, второй свидетель кончины Тиберия. О Клавдии же они с Макроном уже давно говорили, и Аррецина, не любивший мокрогубого, сразу примкнул к заговору.
