— Ну где длинноногие? — весело спросил грек, радуясь тому, сколь легко удалось подавить бунт. — Вечер и ночь в нашем распоряжении!
— Во дворике ждёт встречи с вами жена консула Цецины Пета Аррия, — доложил Анней.
— Что ей нужно?
— Она хочет разделить участь мужа, готова дать заковать себя в цепи и спуститься в трюм, лишь бы быть рядом с ним. Аррия ссылается на Юнию, жену Скрибониана, которую мы арестовали и везём в Рим.
— Юния — сообщница, она была не только в курсе заговора, но и помогала мужу вербовать мятежников, — сурово заметил Нарцисс. — Это теперь она готова валяться в ногах, давать любые признания, лишь бы спасти свою жизнь. Но Аррия, ты же сам доложил, до последней минуты даже не знала об этом?
— Да, она не замешана, но хочет разделить судьбу мужа.
— Что, и умереть вместе с ним? — усмехнулся грек.
— Не исключено, — подумав, ответил Метелл. — Я хорошо знал её родителей. Аррия с детства воспитывалась в любви и покорности сначала им, а потом мужу. Никогда ему не только не изменяла, но и помыслить о том не могла, я уж не говорю о разводе, это слово вообще было неприемлемо в их семье. Так что её просьба вполне объяснима.
Первый советник императора подошёл к окну, выходящему в чистый зелёный дворик, и увидел жену консула, сидящую на старой скамейке из тиса. Скрытое чёрной вуалью лицо, руки, лежащие на коленях. Стройная фигура выдавала в жене консула ещё совсем молодую женщину, но, судя по тонкой и состарившейся коже рук, ей было уже сорок. Покорно склонив голову, она ждала, когда на неё обратят внимание.
— Дети есть?
— Дочь, тоже Аррия, — ответил Метелл.
— Скажи ей, пусть не ждёт, я не помещу её в один трюм с преступниками, — решил Нарцисс.
— Она умоляет оказать ей эту милость, — повторил Метелл. — Раз хочет, пусть едет...
— Нет! — решительно оборвал его советник. — Во-первых, не положено, коли мы не предъявили ей обвинений и не считаем преступницей, а во-вторых, негоже главному сообщнику давать некие послабления. Жена Аррия будет его утешать в дороге, ласкать, поддерживать, а он хоть и консул, но отъявленный негодяй. Нет!
Метелл шумно вздохнул, вышел во дворик и стал что-то объяснять Аррии. Та поднялась, несколько мгновений смотрела на него, потом заговорила сама, энергично жестикулируя. Взметнулась от порыва ветра вуаль, открыв красивое и совсем ещё нестарое лицо консульши. Метелл выслушал её, развёл руками, оглянулся на окно, но Нарцисс тут же отпрянул в тень, не желая вступать в пустой разговор. Когда он снова выглянул, Аррии во дворике уже не было. Анней вернулся.
— Сумел убедить?
— Да, я объяснил ей, — снова вздохнул Анней.
— Тогда пойди закажи нам двух длинноногих иллириек, я сам готов оплатить их услуги, — обрадовавшись, предложил Нарцисс.
— Извините, господин первый советник, но мне ныне что-то не до любовных утех, — помедлив, хмуро ответил Анней.
— Ты что, заболел?
— Да, мне нездоровится.
— Ну, ступай! — Нарцисс был явно недоволен.
Так блестяще начинался этот день, так ловко он перекроил всю иллирийскую знать, подавил опасный мятежный очаг на побережье Адриатики. Само собой подразумевалось и столь же яркое окончание: кувшин сладкого вина с печёной рыбой, сыром, овощами и ласки смуглой длинноногой девы, дочери южного моря. Большего и не нужно победителю. Но завалиться спать, когда ещё не зашло солнце, тем более что он впервые в Иллирии и неизвестно, удастся ли побывать здесь когда-нибудь ещё... Метелл ушёл, оставив его одного, и Нарцисс несколько минут сидел на скамье, погруженный в невесёлые думы. Потом вызвал слугу, отказался от ужина, который готовили в его честь, и лёг спать, так и не поняв причину столь резкой перемены в настроении Метелла. То ли он сам был влюблён в Аррию, то ли хранил давнюю привязанность ко всему этому семейству, то ли его растрогала верность консульши к своему мужу в эпоху повсеместных разводов в Риме. Нарцисс так этой загадки и не решил. Он лишь знал, что Анней Метелл был женат на красавице Диане, которая поначалу наставляла ему рога, а потом потребовала развода. Легат женился во второй раз — и столь же неудачно, развёлся, решив более не искушать судьбу. Это удел каждого второго или третьего патриция в Риме — почувствовать боль супружеской измены.
Грек ворочался не в силах заснуть. За окном тёплый вечер, со двора доносились запахи овощей и печёной рыбы. Не выдержав, он поднялся, вызвал слугу, велел принести еды и вина. Съев большую, пахнущую морем рыбину, выпив две полные чаши, он неожиданно повеселел, вспомнил о Мессалине, погрозил ей пальцем.
— Не даёшь мне изменить, плутовка! — рассмеялся он. — Ну хорошо, я буду верен тебе и больше не буду искушать Фортуну!
Через два дня мятежники были доставлены во дворец на суд императора. Клавдий молча смотрел на них, подолгу вглядываясь в лицо каждого, и внезапно ушёл, ничего не сказав. Нарцисс побежал за ним. Необходим был вердикт правителя. По закону все подлежали казни, но властитель мог кого-то простить, заменить казнь ссылкой, хотя грек, коротко допросивший всех ещё в Иллирии, убедился, что никто из них монаршей милости не ждёт и менять своих убеждений не собирается. После гибели Скрибониана, вдохновлявшего сообщников своей решительностью, они приуныли, но резких перемен в их сознании не произошло.
— Вы не сказали, каков приговор мятежникам, ваше величество, — догнав Клавдия, сказал Нарцисс, уже намереваясь просить императора проявить жёсткость на тот случай, если правитель вдруг захочет простить всех.
— Приговор? Я разве не объявил его? — удивился Клавдий.
— Нет.
— Хм, странно. Консула Цецину Пета я приговариваю к смерти, пусть сам убьёт себя, остальных в пожизненное рабство на земляные работы. Ты не согласен?
— Нет, я считаю это справедливым. Только вы забыли Юнию, жену Скрибониана. Какое ей наказание?
— Император не воюет с женщинами.
Нарцисс вернулся и объявил приговор. Юния не смогла сдержать слез радости. Рядом с консулом Петом стояла Аррия. Когда советник отказался взять её с собой, она наняла рыбацкое судёнышко и кинулась следом за мужем. Прибыла в Рим лишь на три часа позже. Консульша отважно выслушала приговор, ни один мускул не дрогнул на её лице, хотя сам Цецина дёрнулся, губы у него задрожали, он вытянул голову, точно ожидая, что вернётся Клавдий и объявит помилование. Поняв же, что этого не будет, он шумно задышал, лицо стало серым.
Юния, жена Скрибониана, подошла к Аррии, взяла её за руку, выражая ей своё сочувствие.
— Мужайтесь, моя дорогая! Боги, видимо, хотят испытать наши души на прочность, принеся такое горе. Мы были вместе в радости, будем вместе и перед нашествием беды... — Юния хотела продолжить, но Аррия её оборвала.
— Ты хочешь, чтоб я тебя слушала или говорила с тобой?! — воскликнула она. — У тебя на глазах убили мужа, а ты смеешь продолжать жить и радоваться тому, что сия чаша тебя миновала?! Не хочу даже смотреть на тебя!
