Нынешнему императору Тиберию исполнилось семьдесят девять. Он являлся старшим сыном Ливии Друзиллы. Его и Друза Старшего она родила от своего первого мужа Тиберия Клавдия Нерона. Ливия ещё носила Друза, когда сумела обольстить первого консула, а позже первого римского императора Октавиана Августа. Ей тогда едва исполнилось девятнадцать. Октавиан только что развёлся со второй супругой, Скрибонией, и даже не стал отнимать у неё дочь Юлию. Он мечтал о сыне, наследнике, а дочь была ему не нужна. Мягкая, обольстительная, кроткая на вид, готовая на всё ради своих детей, смазливая Ливия мгновенно окрутила Августа, постепенно заставив его усыновить Друза, а потом и Тиберия. Впрочем, Август сам был усыновлён Цезарем, чтобы стать наследником некоронованного властителя Римской империи, к таким вещам римляне относились без предубеждений.
Надо сказать, что в первые десятилетия нашей эры имперский Рим вовсе не чтил священные узы семьи. Современник той поры, известный философ Сенека, не без сарказма замечал! «Ни одна женщина не постыдится развестись, потому что женщины из благородных и знатных семейств считают годы не по числу консулов, а по числу мужей. Они разводятся, чтобы выйти замуж, и выходят замуж, чтобы развестись». А претор, то бишь один из высших судей в Риме, Плавтий Сильван попросту выбросил чрезмерно надоевшую ему жену из окна, и она разбилась насмерть. А на суде, не моргнув глазом, он заявил, что у неё самой появилось такое желание.
Август умер 19 августа 14 года. Он продрог, проведя ночь на корабле. Обычная простуда оказалась роковой. Семидесятисемилетний император уже не мог ей сопротивляться и умер на своей вилле в Ноле. В том же году императором был провозглашён Тиберий. Преемнику исполнилось пятьдесят шесть лет. Избранный властителем, Тиберий двенадцать лет исправно ходил в сенат и управлялся с делами империи. Но мало кто знал, что в одном из африканских походов темнокожая наложница наградила его сифилисом. Вылечить страшную болезнь по возвращении в Рим полностью не удалось. И она дала о себе знать снова. Лекари посоветовали ему принимать каждый день и подолгу солёные морские ванны, и тогда-то Тиберий, хватаясь за соломинку, и решил уехать на Капри, остаток дней пожить в своё удовольствие, оставив Рим на префекта гвардии Сеяна.
Это случилось в 26 году нашей эры. За три года до этого внезапно умер единственный сын Тиберия Друз Младший. Злые языки разнесли по Риму, что его отравила жена, Юлия Младшая, дочь Германика и Агриппины, подученная своим любовником, Сеяном. Тиберий вызвал старого преторианца к себе. Тот явился.
— Правду болтают о тебе и моей невестке? — помолчав, угрюмо, растягивая слова, спросил император.
— Она сама затащила меня в постель, ваша светлость, — утирая пот со лба, оправдывался Сеян. — Друз с ней не жил, приводил в дом наложниц, открыто смеялся над ней, вот она в отместку ему и уложила меня с собой. Но к его кончине я не причастен! Клянусь Юпитером, и помыслов таких не имел!
Префект умолк. Молчал и Тиберий. Те же злые языки утверждали, что Друз, узнав об измене жены, при свидетелях влепил Сеяну пощёчину — и тот отомстил ему таким способом. Но на слухи правитель не полагался. Как человек, чья жизнь прошла в походах, он понимал: враг мог намеренно распускать эти сплетни, а уж недругов и завистников у Сеяна хватало. И потому доверял словам старого товарища.
— Я хотел бы жениться на Юлии, мы любим друг друга... — сказал Сеян.
Тиберий нахмурился и ничего не ответил, что означало отказ. Причина была проста: Сеян принадлежал к «всадникам», второму после аристократов сословию римских граждан, и брак с родственницей императора в Риме будет принят как неравный. Но отношения между префектом и Тиберием не изменились. Император разрешил ему построить на окраине Рима большой лагерь для девяти когорт гвардии — раньше они размещались в разных городах, — а уехав на Капри, всю власть в Риме и империи доверял Сеяну.
Властителю исполнилось шестьдесят восемь лет. Высокий, поджарый, крепкий, с узким, чуть удлинённым мужественным лицом, слегка тяжеловатой челюстью, он производил впечатление человека смелого и решительного, а поскольку никогда почти не улыбался, то зачастую и мрачноватого. Кисти рук имели такую силу, что он одним пальцем мог насквозь проткнуть яблоко, а щелчком серьёзно кого-то поранить. Боевой опыт приучил его мало спать и есть, легко ориентироваться в темноте и не иметь в душе страха. Государь не любил много говорить, а если говорил, то медленно, жестикулируя пальцами, словно переводил слова на язык глухонемых.
Новая вспышка недолеченного сифилиса покрыла загорелую кожу его лица кровавыми язвами, потому ему и пришлось уехать, дабы избежать гнусных пересудов. Гонцы каждый день сновали между Капри и Римом, развозили указы. Тиберий пристально наблюдал за всем, имея своих наушников, — например, Сардака, начальника тайной полиции.
Но ничто не предвещало бури, а уж тем более смены власти, которую Сеян прочно держал в своих руках. В 31-м он и Тиберий стали консулами, высшими должностными чинами, имевшими право управлять сенатом. Для императора это было скорее почётное право, а к захвату власти Сеяном был сделан ещё один шаг, приближавший его к Тиберию. Последний даже разрешил устанавливать повсюду бюсты и статуи префекта, и их по всему Риму было столько же, сколько и статуй властителя. В том же 31-м Тиберий неожиданно дал Сеяну согласие на брак со своей невесткой Юлией, принадлежавшей к семье Августа.
Казалось, устрани Сеян Калигулу, Тиберия, стань опекуном Гемелла, который также смертен, — и до императорского венка на голове останется полшага. Но именно в этот миг невероятного восхождения Элия Сеяна — Тиберий вызвал на Капри Макрона, начальника одной из когорт. Всё было сделано тонко, без шума, Макрона вызвали как бы для усиления охраны острова, но едва тот прибыл на императорскую виллу, как его тут же провели к Тиберию.
Они были знакомы по походам, император имел хорошую память и помнил по именам даже простых воинов. Он расспросил о том, что происходит в Риме, о чём судачат и сплетничают. Слушал, плавая в бассейне с морской водой и время от времени лакомясь спелой крупной черешней, лежащей в большом блюде на краю бассейна. Макрон рассказал про статуи Сеяна и про недоумение простолюдинов, не понимавших, почему их устанавливают рядом с императорскими: означает ли это, что Сеян станет следующим властителем?
— На тебя-то хоть можно положиться, Невий? — неожиданно перебил его Тиберий.
— Умру, но останусь верен своему императору! — не моргнув глазом, воскликнул Макрон.
Тиберий помолчал, точно сомневаясь в искренности слов старого служаки.
— Я хочу назначить тебя префектом гвардии, — выплёвывая косточку, обронил император.
— Вторым? — переспросил Макрон.
В самом начале правления Тиберия в гвардии были два префекта: отец и сын — Луций Сей Страбон и Луций Элий Сеян. Потом отец умер, Сеян остался один, а вторая должность так и оставалась свободной.
Тиберий приблизился к краю бассейна, поманил к себе длинным пальцем Макрона. Тот подошёл, присел на корточки, оказавшись рядом с властителем. Смотреть на его лицо без содрогания было невозможно: покрытое красной коркой сплошной язвы, оно источало гнилостный, дурной дух. Нос уже почти провалился, а из кровоточащего рта вырывались тоже тошнотворные запахи.
