Несмотря на вернувшееся удальство, краска малость спала с лица Хейга.
– Ты долбаный псих, Крабтри!
– Да, – рассмеялся Чарли. – Да, это так.
Хейг изобразил на лице глубочайшее отвращение, после чего повернул обратно к своим. Мне было видно, что Джеймс все еще не сводит глаз с Чарли. Он неотрывно смотрел на него, словно тот был вопросом, с которым он никогда не сталкивался раньше, и очень хотел получить ответ.
– Долбаный псих… – произнес Чарли.
Сказано было достаточно громко, чтобы Хейг услышал, – намеренно провокационно. И когда мы вышли на тротуар, Хейг развернулся и вновь решительно двинулся к нам, разозленный тем, что его подначивают. Но какой бы он ни заготовил ответ, я его так и не услышал, поскольку в тот самый момент, когда он не глядя шагнул на проезжую часть, в него врезался проносящийся по дороге фургон, и он исчез из глаз.
Послышался дикий визг тормозов. Я оцепенело глянул влево и увидел, как фургон, теперь уже вращаясь вокруг своей оси, скользит по дороге, оставляя за собой сизый дымок и черные спирали на асфальте. Он замер метрах в тридцати дальше по улице, а на треснувшем лобовом стекле у него расплывалось кровавое пятно, похожее на огромный отпечаток ладони.
На секунду воцарилась полная тишина.
А потом поднялись крики.
– Прочь с дороги!
Когда Гудболд протолкался мимо нас, я бросил взгляд на Чарли. Я был еще в таком шоке, что даже не мог просто сдвинуться с места, не говоря уже о том, чтобы осознать происшедшее, но помню, что Чарли выглядел абсолютно спокойным. На губах у него была все та же улыбка.
Джеймс таращился на него, открыв рот от ужаса и чего-то вроде благоговейного восторга.
«Твой череп был проломлен насквозь», – припомнил я.
«Мне было видно твой пульсирующий мозг».
И еще помню, как Чарли глянул на Джеймса в ответ и подмигнул.
5
– Мне и вправду понравилось.
Я поднял взгляд. Очередная встреча самодеятельного клуба литературного творчества во время большой перемены только что закончилась, и я быстро заталкивал свою тетрадь обратно в рюкзак. Я думал, что все уже разошлись, но одна девчушка задержалась и теперь стояла возле дверей класса.
– Твой рассказ, – произнесла она чуть медленнее. – Мне он и вправду понравился.
– О… спасибо.
Комплимент вызвал у меня неловкость, не в последнюю очередь потому, что поступил от девчонки. Она была миниатюрная, с черными как смоль волосами, которые выглядели так, будто их коротко остригли ножницами где-нибудь в кухне, и под школьной блузкой на ней была простая футболка.
«Дженни… Чамберс?»
Единственное, что я про нее знал, – это как ее зовут. В той мере, в какой я ее вообще замечал, казалось, что она существует где-то на периферии школы, точно так же, как мы с Джеймсом.
– Спасибо. – Тетрадь наконец пролезла в рюкзак. – А по-моему, так полное говно.
– Милый способ отвечать на комплимент.
Похоже, мой ответ ее больше позабавил, чем задел.
– Прости, – отозвался я. – Очень приятно такое от тебя слышать. Хотя сама знаешь, как это бывает. Никогда не остаешься доволен тем, что сделал.
– Зато есть стимул сделать еще лучше.
– Наверное, да. Мне твой тоже очень понравился.
– Правда?
Вид у нее был слегка скептический. Должно быть, она решила, что я сказал это исключительно из вежливости и на самом деле не помню этот ее рассказ. Наша учительница английского, миз
[4] Хоробин, проводила получасовые заседания клуба литературного творчества раз в неделю, во время большой перемены. Рассказы мы писали заранее, и двое из нас зачитывали их вслух при каждой встрече. Очередь Дженни была на прошлой неделе. Или на позапрошлой?
Ее рассказ вернулся ко мне в голову как раз вовремя.
– Тот, который про одного человека и его пса, – уточнил я. – Мне понравилось.
– Спасибо. Хотя это скорее про пса и его человека.
– Верно.
Ее рассказ был про одного мужика, который плохо обращался со своей собакой. Таскал ее повсюду за собой, бил, забывал покормить… Но собака, будучи собакой, все равно его любила. А потом он умер у себя дома от сердечного приступа, и, поскольку у него не было друзей, никто целую вечность не обнаруживал тело. Так что собаке – едва ли не конфузясь – пришлось есть его труп. Дженни написала этот рассказ от лица собаки и назвала его «Верный дружок».
Когда она в тот раз закончила чтение, на пару секунд наступила тишина, после чего миз Хоробин прокашлялась и охарактеризовала рассказ как «эвокативный».
– Не думаю, что миз Хоробин ожидала чего-то подобного, – заметил я.
Дженни рассмеялась.
– Ну да, но ведь такого рода сюжеты лучше всего, верно? Я люблю такие, которые застают тебя врасплох.
– Я тоже.
– И он основан на реальной истории.
– Да ну?
– Угу. Это произошло где-то в наших краях. Меня, понятное дело, при этом не было. Так что я многое досочинила. Но полиция и вправду нашла то, что осталось от того мужика, когда вошла в его дом.
– Ого! Я про такое не слышал.
– Одна знакомая рассказывала. – Дженни мотнула головой на дверь: – Так ты идешь?
– Угу.
Я застегнул молнию рюкзака, и мы вышли вместе.
– А где ты почерпнул идею своего рассказа? – спросила она.
И вновь я смутился. Мой рассказ был про одного человека, который идет по поселку, в котором он вырос, направляясь к дому своего детства. По моему замыслу, за ним по какой-то причине охотятся, и ему хочется в последний раз вновь оказаться в прошлом – вернуться туда, где мир по-прежнему кажется открытым и полным возможностей. Оставалось неясным, попал он в итоге в тот дом или нет – я закончил на том месте, где он добирается до знакомой с детства улицы, слыша вой сирен вдалеке. Я убеждал себя, что подобная «открытая концовка» – это очень ловко и по-литературному, хотя, сказать по правде, просто не сумел выдумать финала получше.
– А ты читала «Противостояние»? – спросил я, не ожидая утвердительного ответа, но ее глаза расширились.
– Господи, конечно! Обожаю Стивена Кинга! И понимаю, о чем ты. Праздный Гуляка
[5], точно?
