Теперь это воспоминание вызвало у меня улыбку. Тогда эти слова заставили меня покраснеть, но в то же самое время подарили восхитительный трепет где-то внизу живота. И оба эти чувства опять вернулись, когда Дженни закончила убирать в полиэтиленовый пакет книги, которые хотела отнести в свой любимый букинистический магазин.
– Пора спускаться вниз, – сказала она. – Мы ведь не хотим возбудить у моей мамы какие-нибудь подозрения?
Теперь чуть дальше по улице открылась входная дверь.
Захотелось немедленно спрятаться, но податься было некуда. Может, это и не Дженни сейчас появится из дома…
Но вышло, наоборот, естественно.
Я посмотрел, как она выходит на дорожку перед домом, что-то кричит кому-то оставшемуся за дверью и забрасывает сумку на плечо. Не набитый книгами магазинный пакет на сей раз, а нечто куда более взрослое – дизайнерское и явно дорогое. Повернувшись, Дженни могла в любой момент заметить меня, по-дурацки застывшего прямо посреди тротуара.
«Ты больше не подросток».
Ну да. Так что вместо того, чтобы медлить хоть сколько-нибудь дольше, я двинулся к ней.
Повернув голову, она явно не поверила своим глазам, увидев меня. Потом улыбнулась.
– Привет, бродяга.
– Я как тот фальшивый пенни из сказки, – сказал я. – Постоянно возвращаюсь.
– Однако сурово… ты стоишь дороже. Что привело тебя в сии пределы в такую рань?
– Мои ноги. Я не преследую тебя, честно. Просто гулял.
– Ну да, ну да… Верю. В отличие от прочих. – Дженни махнула рукой на дом у себя за спиной. – Кстати, раз уж так, не хочешь зайти ненадолго? Повидать мою маму?
Вообще-то на тот момент я не мог себе такого даже представить.
– Спасибо. Но я могу оказаться далеко не лучшей компанией. И я действительно вышел просто прогуляться.
– Звучит серьезно. – Она похлопала по сумке. – А я просто собиралась заглянуть куда-нибудь перекусить. Немного почитать. Сделать кое-какие заметки. Проводишь?
– Конечно!
Я пристроился рядом. Припомнилось, как мы частенько ходили так вот бок о бок тем летом – просто петляли по улицам, болтая обо всякой ерунде и делясь своими великими планами на будущее.
Шли недели, и казалось, что наши жизни начинают постепенно переплетаться, и это порождало в наших отношениях легкую натянутость – оба понимали, что между нами что-то возникает, но еще не были готовы это признать. Много времени прошло с тех пор, конечно же, и все стало по-другому, но непринужденность, пришедшая с возрастом и опытом, оказалась тоже по-своему приятной.
– Почему мы потеряли друг друга из виду? – спросила Дженни.
– Не знаю.
Я засунул руки в карманы, вызывая в памяти те времена, когда она навещала меня в университете, и те считаные случаи, когда мы виделись после этого, – помню лишь, что с каждым разом оба ощущали все бо́льшую неловкость. Дженни была моей первой любовью, а когда ты молод, то еще долго цепляешься за нее – даже после того, как уже знаешь, что впереди ждет тупик. Когда понимаешь, что оба должны наконец отпустить друг друга, но это настолько трудно и тоскливо, что так и тянешь до последнего – пока боль от того, что продолжаешь упорно держаться за кого-то, не перевесит боль утраты.
– Не знаю, – повторил я. – Это было так давно… Единственное, что я знаю, так это что просто здорово опять с тобой повидаться.
– Аналогично. – Она улыбнулась мне. – Итак, что нового?
Я немного помедлил с ответом.
– Не хочу прямо сейчас про это говорить.
– Угу, вижу. Тем больше оснований все-таки попытаться.
И вот так, после секундного колебания, я и поступил. Рассказал ей про стук в дверь и про фигуру, которую видел в лесу. Про то, что Билли больше нет в живых.
– Ну что ж, – сказала Дженни насчет последнего, – я очень этому рада.
– Я так и думал. Я знаю, что тоже должен.
– Пожалуй, но ты всегда был более деликатным. – Она нахмурилась. – Так что, по-твоему, происходит?
– Не знаю. Но помнишь кукол, которых сделал Чарли?
– Помню, как ты мне про них рассказывал.
– Кто-то вчера сунул мне такую в щель для писем.
– Что?!
Дженни резко остановилась рядом со мной, явно ужаснувшись.
– Зачем кому-то такое делать? – вопросила она.
Это был один из вопросов, не дававших мне покоя. До сих пор внимание, которого я удостоился, лишь пугало меня, не причиняя реального вреда. Тот, кто стоял за всем этим, совершенно очевидно задался целью меня от чего-то отпугнуть. Но теперь казалось, что все это идет по нарастающей – подводит к чему-то, – и я не мог избавиться от ощущения, что мне реально грозит опасность.
Но был и вопрос, который пугал меня больше всего: «Кто?»
– Не знаю, – сказал я.
– Тебе нужно пойти в полицию, – сказала мне Дженни.
Я посмотрел на нее.
– Нет. Я всегда могу просто уехать.
И стоило мне это сказать, как я понял, что сказал это совершенно серьезно – что эту мысль подбросили мне вчера вместе с этой чертовой куклой, пусть даже я и не признавался себе в этом вплоть до настоящего момента. Да, можно просто спастись бегством. Никакой закон не вынуждает меня торчать здесь, в Гриттене. Если я таким образом подведу свою мать, то все эти годы я уживался и с худшим чувством вины. И разве она сама мне не сказала, что мне нельзя здесь находиться?
Да, у меня не было никакой нужды и дальше оставаться здесь.
Дженни печально улыбнулась.
– Не думаю, что тебе стоит поступать так и на сей раз, Пол.
А потом протянула руку и коснулась моей руки.
Это был первый наш физический контакт более чем за двадцать лет. Меня словно ударило током, и когда она не убрала руку, я ощутил, как по коже растекается приятное тепло.
«Не думаю, что тебе стоит поступать так и на сей раз».
– Потому что я в долгу перед своей матерью, так? – спросил я.
– Нет, ты в долгу перед самим собой. И знаешь что? По-моему, какая-то часть тебя хочет этого. В конце концов, ты вообще не обязан был сюда возвращаться, так ведь? Ты не обязан был останавливаться в этом доме или заглядывать на чердак. Но ты это сделал.
– Да.
– Потому что в глубине души ты знал, что это просто нужно сделать.
Я ничего не ответил. Через секунду Дженни убрала руку.
– Ну, вот и пришли.
Я отвел от нее взгляд и только тут сообразил, что мы стоим возле какого-то кафе на одной из главных улиц. Я был настолько поглощен разговором с ней, что совершенно не обращал внимания на мир вокруг.
