– Да, – сказал он. – Я знаю.
«Тебе тоже придется взвалить на себя эту ношу».
«И самому решать, что со всем этим делать».
Я уже собрался сказать что-то еще, но тут поднял взгляд и увидел подъезжающие полицейские машины.
36
Двайер гнал слишком быстро, и когда ударил по тормозам перед тем, что некогда было детской площадкой в Гриттен-Вуде, машина пошла юзом. Позади сразу же остановился второй автомобиль, едва не врезавшись в них.
Аманда увидела за боковым стеклом машины двоих мужчин, сидящих на одной из скамеек. Пола она узнала сразу, а по данным отслеживания телефона в реальном времени предположила, что второй – это Карл Доусон.
У Двайера явно не было никаких сомнений: он уже выскочил из-за руля, двигаясь гораздо быстрее, чем она могла от него ожидать. Аманда еще отстегивала ремень безопасности, когда он уже перешагнул через низенькую ограду, выставив перед собой свое полицейское удостоверение.
– Мистер Доусон? – услышала она его крик. – Мистер Карл Доусон?
Аманда помчалась за ним вдогонку, слыша за спиной хлопанье автомобильных дверей. Обе машины остановились на одной и той же стороне каменного пятачка: не слишком-то дальновидно с точки зрения тактики задержания, но противоположную сторону бывшей детской площадки подковой огибали густые кусты, а Карл Доусон был явно слишком ошарашен их появлением, чтобы пускаться в бегство. Хотя он уже встал и двинулся от скамейки в центр площадки. Пол остался сидеть, явно не понимая, что происходит, но на лице у Карла была написана такая паника, словно он даже отдаленно не удивился, увидев здесь полицию.
Как будто все-таки попытался бы сбежать, если б смог.
Но Двайер уже настиг его. Рука с удостоверением нырнула в карман, а вторая уже лежала на плече Доусона – Аманда даже не успела заметить, как он это проделал.
– Карл Доусон, верно? Остыньте, приятель. Мы просто хотим поговорить, лады?
Тот застыл на месте. Аманда прошла мимо них и направилась на противоположную сторону площадки, где на скамейке все еще сидел Пол. Когда она подошла к нему, он встал.
– Что вообще происходит?
– Ничего. – Аманда остановила его поднятыми ладонями и быстро оглядела с ног до головы. Вид потрясенный, но вроде цел и невредим.
Однако Пол лишь таращился мимо нее. Ей было слышно, как под отрывистое шипение раций на бывшей детской площадке у нее за спиной к ним присоединяются остальные оперативники.
– Успокойтесь, Пол, – сказала она.
– Что вообще творится?
– Нам просто нужно поговорить с мистером Доусоном.
– О чем?
– В данный момент не могу вам сказать.
В этот момент его взгляд переместился на нее, и Аманда увидела выражение отчаяния у него на лице. Его опущенные руки были прижаты к бокам, кулаки сжимались и разжимались. Она обернулась. Двайер вел Доусона к машине, одной рукой крепко обхватив пожилого мужчину за плечи. Со спины это выглядело так, будто они старые друзья и один помогает другому добраться до дому после бурно проведенного вечера.
А потом Аманда увидела, как Доусон вдруг сбился с шага и слегка обмяк, словно из него выкачали воздух, и поняла, что Двайер только что объяснил ему, по какой причине тот задержан. По подозрению в убийстве собственной жены и пасынка, а также Билли Робертса.
На секунду Карл Доусон обернулся туда, где стояли они с Полом. Аманда никогда раньше не видела на лице человека такой потери. Казалось, будто все, чего он с таким трудом достиг за долгие годы, сейчас у него отобрали. Словно в этот единственный миг Карл Доусон оглядывался на всю свою жизнь и сознавал, что каждая секунда в ней была прожита зря.
И тут Двайер повел его дальше к машине.
– Что он сделал? – спросил Пол.
Аманда опять повернулась к нему.
– Он не обязательно что-нибудь сделал. Нам просто нужно с ним поговорить. – Положив руку ему на плечо, она тихо произнесла: – Вы точно в порядке?
– В полном.
– Почему вы вместе с ним?
– Мы просто разговаривали.
Аманда услышала, как за спиной у нее захлопнулась автомобильная дверца.
– О чем разговаривали? – спросила она.
Пол все неотрывно смотрел поверх ее плеча, а когда перевел на нее взгляд, Аманда поняла, что абсолютно ничего не может прочесть на его лице. Это напомнило ей тот момент в пабе, когда она спросила его, если ли в Гриттене еще кто-нибудь, с кем ей стоит поговорить. Словно он боролся с чем-то внутри себя, точно не зная, сколько ей можно рассказать.
– О моей матери, – ответил он наконец.
– А что с ней?
– Она умерла.
– Знаю, – сказала Аманда. – Примите мои соболезнования.
– А Карл был ее другом.
Она обернулась на машину, где ее ожидал Двайер. Карл Доусон сгорбился на заднем сиденье. У них на руках имелись три жестоких убийства, а этот человек был так или иначе связан со всеми жертвами. «Так что ставлю все-таки на него», – сказал ей Двайер тогда в отделе, и он наверняка был прав. В конце концов, кандидатура и вправду самая очевидная. Если не он, то кто? Но сейчас, опять посмотрев на Пола, Аманда подумала, что что-то все-таки упускает из виду – что здесь происходило нечто большее, чем им представлялось.
– Пол? – произнесла она.
«Да черт возьми – помоги же мне хоть чем-нибудь!»
Но его лицо оставалось пустым. Какое бы решение Пол только что мучительно ни принимал, он уже явно сделал свой выбор. А когда заговорил, казалось, что он больше обращается к самому себе.
– Карл был ее другом, – произнес Пол еще раз.
А потом опустил взгляд и отвернулся.
– Вот и все.
37
Мой отец частенько что-нибудь жег.
Это было одно из немногих воспоминаний, оставшихся у меня о нем с детства. В своей взрослой жизни я никогда не ощущал нужды разводить любого рода огонь, но тогда это происходило довольно регулярно. Когда я был еще достаточно мал, чтобы отец не успел возненавидеть меня, я мог стоять вместе с ним в саду на заднем дворе и наблюдать, как он колет растопку, превращая сухие сучья в некое подобие птичьих лап с растопыренными пальцами, а после помогать ему сметать шуршащие кучи листьев в обложенную кирпичом яму для костра, которую он там соорудил. Газеты, мусор, обломки веток, колючие прутья ежевики… Все, от чего он хотел избавиться, безжалостно сжигалось, а потом на следующий день пепел разравнивался граблями, готовый для очередного костра. Наверное, просто таким уж человеком был мой отец. Когда что-то уже не представляло для него практической ценности, он считал своей священной обязанностью стереть это с лица земли.
