До дома едем, как во сне. У подъезда дорогу преграждает тойота Егора, хлопают двери.
— Куда вы дернули? — набрасывается Ваня. — Я вам кричал, а вы в маршрутку лезете!
— На площади кипиш, полиция приехала, — Егор трет лицо. — Мы с Ванькой еле нашлись. Проспект оцепляли, когда мы уезжали.
Николь, захлебываясь, рассказывает про налет на ювелирку.
Голова лопается. Нас использовали, с этими мутными трансляциями и призывами взровать мир, будем теперь первыми подозреваемыми. Отличная идея — чужими руками устроить суматоху и провернуть дельце. А как просто затеряться среди людей в похожих костюмах. И главное, хоть кого спросят на той площади — все знают, что посты с флешмобом мы размещали.
— Ты дура криворукая, — Егор сплевывает на асфальт возле моих сапог. — Если бы ты видео сняла, у нас бы доказательства были!
— То есть я виновата? — от его наглости у меня дергается щека. — Это ты нас втянул в чокнутые задания!
— Я тебя за волосы тащил?
— Ты меня вообще уже достал одним присутствием своим!
— Хорош орать, — Ваня морщится и достает телефон. — Посмотрим по тегу, что пишут. Без паники. К вам пошли что ли? Шампанское откроем. Красиво в лужу сели, отметим.
— И мой телефон отдайте, — просит Николь. Поворачивается ко мне. — Стой, а твой…
Смотрю на нее, и вижу, как Винни-Пух давит подошвой мой гаджет. Он где-то на дороге валяется, если машины не раздавили. Возле ювелирки. Еще одна улика. Замечательно.
Расстроенно машу рукой, и иду к подъезду. Первым пищит домофон. Второй где-то вдалеке оживает сирена.
Глава 12
Так, если щелкнуть зажигалкой четыре раза, а потом прикурить — пожара не будет.
Если не наступать на шов между бетонными плитами, а держаться ближе к перилам — крыльцо не расколется, и мы не провалимся в царство Аида.
Если в следующей Машиной фразе число слов наберется четное — отвечать нельзя, дело попахивает кладбищенскими гвоздиками.
— Саша, а я тебя предупреждала, эта девка втянет Егора в какую-нибудь глупость — вот, пожалуйста, нашего сына подозревают в вооруженном налете!
Тыц-тыц. Двадцать, включая слова из одной буквы.
— Ты меня, вообще, слушаешь?
Четыре слова.
— Саша, куда ты пошёл, я с кем разговариваю?!
Восемь слов. Дура не собирается следить за речью. О, это невозможно. Кажется, мне хуже.
Спускаюсь вниз и отхожу к авто. Жена идет следом и засирает мне уши.
Торчим в отделении всю ночь. Уже заполдень, а их все ещё не отпускают.
Как банда вчера вечером выставила ювелирный — записали камеры торгового зала. Охранника оглушили красным баллоном с гелием. Служащим угрожали оружием. Они забыли в салоне две гранаты — муляжи. И пистолеты, возможно, в магазине игрушек покупали.
И не надоело полицаям мурыжить детей, ну они же не идиоты, так подставляться — несколько дней светиться на весь интернет, и как ни в чем не бывало грабануть лавку на двадцать пять миллионов.
На площади и других придурков в костюмах задержали. Версии отрабатывают.
Ох, дурдом. Где таблетки.
Скрип двери бьет мне по мозгам. На крыльцо выходят Ваня с Егором, за ними девочки.
Умоляю, не наступайте на швы в плитах, ну не сложно ведь.
— Егор! Отпустили! — Маша семенит на каблуках к сыну. — Ну что?!
— В понедельник опять вызывают, — Егор морщится на солнце.
Кристина хмуро косится на Машу. Видит меня и улыбается, а когда я не отвечаю, опускает уголки губ.
Малыш такого не заслуживает, знаю.
Она теперь думает, что я хотел все между нами свести к атанотомии, и я моральный урод. И лучше бы так, но я ведь тоже влюбляюсь. А если у них с сыном что-то есть — не буду же девушку у пацана отбивать. У них жизнь только начинается, а у меня экватор.
Если бы она поехала вчера со мной, путь назад отрезала. А у нее должен выбор быть.
На пальцах тогда ее запах остался. Вперемешку с антисептиком, но от нее часть. Мне бы всегда с собой. Настоящий женский, и я, как парфюмер, законсервировал бы его, если б мог. Быть близко — значит, взращивать помешательство мое. В розовой куртке. Шоколадку.
— Ты! — Маша направляет указательный палец с красным глянцевым ногтем в Кристину. — Добилась своего? Егора всю ночь из-за тебя в этой казенной дыре продержали! Там же воздуха нет! А если приступ?
Виски простреливает. Двадцать слов. Чётное, Маша, ты играешь с судьбой. Кажется, ещё и бетон идёт трещинами?
— Начинается, — Кристина закатывает глаза. — У вас фишка семейная на меня собак спускать?
— Дерзишь мне?
— Отстаньте, я устала.
— Егор, как она со мной разговаривает?
— Мы тут все пострадавшие, — влезает между ними Попкова-Беркут. — Должны быть на учебе с десяти утра. И нам до половины восьмого на парах щас сидеть. Не кричите.
Ну вот. Подружка за нее заступается, а у Егора язык в жопе. Что за отношение. За косички девочку во втором классе дергают, а не на втором курсе. Так внимания не добиться, балбес.
Может, я накручиваю, и там просто с Винни Пухом тема, без всяких симпатий? Но он ведь гадил, чтобы я ее уволил или еще зачем-то. В то, что это не Кристина верю уже. Да и она сама, кажется, выбор сделала, это я туплю. А она хорошая.
Да, осталось выйти на середину дороги. О той прекрасной девушке на земле. Ты, ветер, напой мне.
— Поехали скорее, Егор, одни хабалки вокруг, — Маша, грациозно подхватив подол, устраивается на водительском черного крузака. — Ванечка, садись давай, подвезем.
Бросать так девчонку и уезжать никуда не годится. А сын спокойно сваливает.
Идёт снег. Если четыре раза открыть и закрыть дверь, а потом сесть за руль — с крыши не упадет сугроб на мою машину и сосулькой меня не зашибет тоже.
— Александр Александрович, — Николь, путаясь в мягких ослиных штанах, торопится ко мне. — Вы нас не подбросите? Ужасная ночь. Переоденемся и поедем в институт, но мы как лимоны выжатые. Тут нам недалеко.
— У меня дела, извините, девочки.
У Николь вытягивается лицо — не рассчитывала на отказ.
Мне их жаль, да. Но я сухой сухарь в Сахаре, и моя вода тут рядом, но пить ее нельзя, ведь я начну и никому не дам.
— Александр Александрович, — Кристина дергает меня за пальто. — Одиннадцать лет школы нас обманывали, получается? Что учитель старший товарищ. Вы, как дипломированный журналист, отказываетесь помочь братьям по профессии до дома добраться. Вдруг в маршрутке уснем и нас ограбят? Это не по-человечески.
