Я плакала, когда мать бинтовала мне руку, но действительно стало намного легче.
— Слава, только веди себя достойно, — выдала мать, когда я уже была в дверях.
— Это как, достойно? — действительно не поняла я.
— Не унижайся перед ним. Он во всем виноват.
— Он ни в чем не виноват! Он нормально ехал!
— Ты прекрасно поняла, о чем я. Наверное, это ты его в кровать уложила…
— Ну при чем тут это?!
— А при том!
О чем с этими родителями вообще можно говорить!
10. Тетя Таня
Общего языка со свекровью я тоже не нашла. На следующее после покупки дачи утро она заявилась к нам в квартиру. Звонок в дверь застал меня за размешиванием в кружке матчи. Я позеленела, как и чудесный японский напиток, когда увидела гостью.
— Ярослава, скажи, зачем ты это делаешь с моим сыном? — вместо приветствия выдала бывшая свекровь, едва я открыла дверь.
Как в фильме — через порог, и шестым чувством я поняла, что переступать его Любовь Львовна не собирается. Уже переступила через себя, пришла. Час назад я говорила с ней по телефону, вернее, выслушивала все то, что она передумала за эти пару дней:
— Я сказала себе: «Люба, не вмешивайся. Они взрослые люди. Сами разберутся», а потом поняла, что никогда не прощу себя, если ваша семья распадётся.
— Любовь Львовна, с нашей семьей все в порядке. Это всего лишь работа. Повышение.
— Куда тебе повышаться? Шпильки купи! Или ваши, эти… лабутены! Кому и что ты доказываешь? Для женщины на первом плане должна быть семья: муж и дети, — завела она старую шарманку. — Ещё бы поняла, если бы вы концы с концами едва сводили, но вы же деньгами швыряетесь. Я говорила, что тебе не нужно выходить из декрета, говорила? Ребёнку ещё трёх лет не было…
— Я работала почти все время из дома…
— А Женя была с нянькой все время! — не слушала меня звонившая. — Это золотое время, которое ты упускаешь… Что тебе еще надо купить? Еще одну квартиру? Тебе всегда будет мало…
— Влад хочет, чтобы я делала карьеру!
— Влад ничего не хочет! Это нужно тебе, а не моему сыну. И не думай даже меня переубеждать!
Я и не думала даже пробовать: переубедить мою свекровь невозможно.
— Хорошо, но Влад ведь согласился… — решила я вообще не спорить.
— Конечно, он же тебе слово поперёк сказать боится. Он у тебя подкаблучник!
Вот ведь новости! Подкаблучник… Интересно, ему в лицо мать то же самое говорит?
Я привалилась к стене — и едва сдерживала желание скинуть звонок.
— Любовь Львовна, может, вы с сыном лучше поговорите?
Я так послала ее — вежливо, но она не пошла. Она наоборот пришла ко мне в квартиру.
— Ярослава, мой сын мужик или не мужик?
Странный вопрос. Мужик, но не мой…
— Ты думаешь, ему баба не нужна будет? Ты не боишься его потерять? Тут половина Москвы за мужиками охотится. Думаешь, этих баб наличие в доме сына остановит?
— А вашего сына тоже не остановит? — обомлела я от такого заявления.
— Он мужик. Когда им припрет, им пофиг! Как вы говорите! — выплюнула свекровь. — Не будь ты дурой! Ну ради чего ты брак на кон ставишь?
Я не могла сказать, ради чего… Ради своей будущей семьи с кем-нибудь другим. Хотя сама в это особо не верила. Просто понимала, что не могу больше дышать с Владом одним воздухом. Понимала всеми частями тела, даже мозгом!
— Я подумаю, Любовь Львовна! — сказала я и допустила роковую ошибку.
Через два дня мать Влада без предупреждения свинтила в Ярославль.
— Я знаю, что ты злишься на мою мать, — оправдывался сын. — Но что я могу сделать? Привязать ее к Москве? Так она за лето ещё больше мозг Ярику вынесет, какая ты плохая мать. Пусть сидит до сентября в Ярославле.
Не надо ничего объяснять. Любовь Львовна уехала, чтобы я одумалась. Нет, болезненное решение принято и обжалованию не подлежит. Через месяц я выхожу на работу в питерский офис. Влад не господь бог, не владелец и даже не совладелец фирмы, просто глава отдела продаж. Держать под меня место не будут. Ярослав поживет на даче. Со мной. Папа вечно в разъездах. А одного в двенадцать лет оставлять в квартире рано.
— Не поедешь в Питер, поедешь в Ярославль, — поставил Влад сыну ультиматум, и Ярослав собрал чемодан.
Правда, другой — не в Питер. Мы решили съездить на две недели в Болгарию, где у нас напополам с Машей была квартира. Влад не раздумывая взял отпуск. Ему будет не хватать детей, очень не хватать, но что поделать! Вместе нам больше не быть, хотя по всему видно, что Влад уверен в обратном, поэтому поддерживает любое мое решение. Или я ошибаюсь — просто мы, как цивилизованные люди, расходимся тихо и мирно. С криком, конечно, и с боем, но только со стороны Ярослава.
— Может, он еще успокоится? — пожимал плечами его отец.
— Может… Хотя маловероятно. Нужно будет еще поехать в Испанию…
— Ты уже сама, ладно? Я не могу прогуливать работу.
Ах, вот оно как… Прогуливать… Прогуливают лишь школу и институт.
— Вы что, оба прогуливаете? — спросила тетя Таня, мать Джека, когда мы со Шлангом вошли в больничную палату.
Юрка не предупредил, что приведёт меня, и она не успела сделать радушное лицо, хотя я и не ждала его. Да и вообще не смотрела на мать Джека — только на него самого.
— Ну и рожа у тебя, Шарапов… — выдал Шланг, когда тетя Таня поспешно вышла из палаты.
Я никогда не была в сельской больнице — все обшарпанное, шесть человек, в основном старики, но Джек, наверное, был не в том состоянии, чтобы скорая везла его в Питер. Или парамедики привязаны к месту — откуда вызвали, туда и приехали. Нос заклеен, щека тоже, башка забинтована, под глазами синяки, рука в гипсе. А я всего этого не заметила вчера… Да и он, похоже, тоже. Шок не дал почувствовать боль.
— Что с рукой? — спросил Джек.
Я подняла ее, как регулировщик поднимает палочку.
— Ушиб, но мать меня из дома иначе не выпускала.
— Как она вообще тебя выпустила… — усмехнулся он горько.
— Ну… Попробовала бы она меня остановить…
Шланг подвинул мне стул, и я села. Рухнула — коленки вдруг затряслись, и я больше ничего не могла сказать, только ресницами хлопала, чтобы не разреветься.
— Как долго тебя тут продержат? — пришел на выручку Юрка.
— Десять дней, как положено…
— А потом?
— Суп с котом, — буркнул Джек и отвернул голову к стене.
— Джек, это же не твоя вина, — нашла я пропавший голос. — Если только административное за вождение без прав…
