Джек не отступил, наоборот сильнее прижал меня к железу, разомкнул ногой колени, чтобы мне легче было удерживать равновесие, но даже на ширине плеч мои ноги не находили опоры. По кочкам, по кочкам… До ровненькой дорожки я так и не доберусь. Не с Джеком уж точно.
— Проверяешь, насколько я мужик, да?
Дыхание обжигает, а я и так уже вся мокрая. До трусов.
— А что для тебя быть мужиком?
37. Мужик
— Быть мужиком — это не трахать бабу, а любить и заботиться о ней. Но сейчас это делает другой мужик… И я обязан уважать его права на тебя.
Сказал как отрезал — только руки не убрал. Вот и все уважение к чужой собственности…
— Если эта баба — я, то я не нуждаюсь в заботе.
Пауза. Ничего не сказал, только, кажется, сильнее стиснул мне плечи.
— Я уже в том возрасте, когда могу сама о себе позаботиться…
Молчит — каких именно объяснений он от меня ждет?
— Джек, мне не семнадцать и даже не тридцать. Мне почти сорок, а в этом возрасте женщине уже не на сильное плечо хочется опереться, а на что-то другое, пока оно сильное…
Лицо Джека было совсем рядом — глаза сужены, я их такими уже видела: злится — оно и понятно. Услышал не то, что хотел.
— Довольно цинично, Славка. Не ожидал услышать подобное… От тебя.
— Ты услышал другое… Что хотел, а не то, что я сказала…
— Разъясни тогда для тупого.
— Давай уж с тебя начнем! — вскинула я голову, и наши губы оказались совсем рядом, но всеми чувствами вместе взятыми я понимала, что поцелуя не последует.
Его, возможно, не будет уже никогда. Значит, не судьба…
— Я, кажется, понятно выразился…
— Наша вашу не понимать… Ты о чем думал-то, когда полез целоваться? Что я колечко сниму и мужу ручкой помашу? Вот так, по щелчку твоих пальцев?
Джек молчал, но и рук не убирал.
— Если нет, то чего сейчас на попятную пошел? Неинтересно без охоты, что ли? Расстроился, что я так легко согласилась? Или тебе баба в дом для спокойствия нужна? Так у меня дети от другого.
— И что? — разлепил он наконец склеенные клеем злости губы. — Для меня твои дети не проблема.
— Вот как? — я против воли хмыкнула. — Я заметила… А для меня, знаешь ли, проблема, потому что у них замечательный папа.
— От которого ты их увезла. От добра добра не ищут, как бы не зря люди говорят…
— Люди вообще много брешут. Я и не ищу им другого папочку. Жизнь, знаешь ли, намного сложнее, чем кажется. Мало найти непьющего работящего мужика, который души в детях не чает…
— А что еще надо? — перебил Джек.
— Нужно быть рядом с ним счастливой женой. Я не буду тебе врать. Это не так. Поэтому я уехала. Работа — это всего лишь одна составляющая. Большая, да — я хочу получить от него финансовую независимость и тогда, возможно, уйти…
— А дети как? Зачем тогда ты отправляешь Ярослава в Москву? Если ты научишься жить без мужа, то как ты научишь сына жить без отца? Он так без матери жить научится скорее…
— Так тому и быть тогда…
— Ты что, обалдела? — Джек встряхнул меня. Я даже, кажется, на пару секунд лишилась под ногами опоры. — Это же твой сын!
— Так это и Влада сын. С какой такой стати он обязан жить с матерью?
— Он тебе что, не нужен?
— А что, он не нужен отцу, что ли? Почему Влад должен жертвовать обоими детьми? Кто решил, что Ярославу со мной будет лучше, чем с отцом? Кто? Мужики, которым лучше скинуть ребенка бабе и пойти искать новую?
Странно, что в машине не образовалось вмятины, когда Джек оттолкнул меня. Или оттолкнулся от меня, шагнув на дорогу.
— Машина!
Я заметила свет от фар боковым зрением явно раньше него. В ушах шумело и мотора я точно не слышала. Машина затормозила, но не перед Джеком, а чтобы предложить помощь. Ну да… Стоят двое перед открытым капотом и ругаются…
— Все нормально, — буркнул Джек. — Застрявшего в моторе котенка вытаскиваем.
Мужик не поверил — полез проверять, а там и баба его подоспела. Она и вытащила котенка — легко, но, возможно, котенок просто одумался и воспользовался предложенным полотенцем, в которое я его сейчас завернула и прижала к груди.
— Что делать с ним будете? — поинтересовалась спасительница.
— Хотите взять?
И я чуть было не протянула ей полотенчатый сверток.
— Нет, нет… — начала она открещиваться. — У нас собака.
— И у нас собака…
Я не специально произнесла слово «нас», вырвалось — подсознательно не хотелось дополнительных вопросов. И продолжать бессмысленный разговор с Джеком не хотелось втройне. Он захлопнул капот. Я стояла в трех шагах от него. Если что-нибудь скажет, я и за мяуканьем расслышу. Но он молчал.
— Не научили тебя в автослесарном котят вытаскивать…
Он обернулся и бросил коротко.
— Я его не окончил. Садись в машину.
— Я пешком дойду.
— Ночь. Никуда ты одна не пойдешь. Я сказал — села! Быстро!
Злость и во взгляде, и в голосе. Ну я же понимала, на что нарываюсь, называя черное черным, а белое белым. Серая белая ночь и не ночь, и не день. И отношения с недомолвками ни к чему хорошему не приведут. А правда глаза колет обоим.
Я залезла на заднее сиденье, чтобы не пристегиваться — с котенком в руках это было не удобно. И заодно чтобы не сидеть с Джеком локоть к локтю. Он не обернулся. Даже не взглянул в зеркало заднего вида. В новых машинах камеры искореняют в водителях привычку смотреть в зеркала. К тому же, даже если Сомов до сих пор ими пользуется, сейчас у него была веская причина проигнорировать зеркало — мое отражение в нем.
— Я надеялась, что дорогу отремонтируют. Если уж не заасфальтируют, то хотя бы выровняют. Двадцать первый век на дворе…
Я не особо хотела говорить с ним, но молчание плющило виски — а сердце сжималось страхом, что сейчас Сомов придумает какую-нибудь глупость. Когда погоду в доме уже обсудили, остаются дороги…
— Надо было в Москве сидеть. Там плитка, а здесь болото.
— А что если я соскучилась по нашему болоту?
Тишина. И мне бы не ойкнуть на очередной колдобине — а Джек будто назло машину не жалеет, чтобы мне по жопе надавать за сказанное. Так котенка б пожалел — животинка и так натерпелась… Мальчик это или девочка — не успела рассмотреть, а что было в объявлении про рыженького, не вспомнить.
Молчит, гаденыш…
— Если ее весной подсыпали, а к июлю так раздолбали, то что будет в сентябре? Или когда дожди пойдут? И как обстоят дела с уборкой снега всю зиму?
