— Который Женя?
В голосе злость. В моём не меньшая.
— Которая!
И я позволила дочери вырвать у меня телефон. Впрочем, говорила она о другом, том самом, Жене, о котором мечтал поговорить Влад, и совсем немного о качелях.
— На! — сунула она мне телефон, не попрощавшись с отцом, и поскакала наверх к своему дяде Жене.
Секунду я молчала — мне вдруг стало нестерпимо жаль Влада. Он виноват лишь в том, что не желал отпускать меня. Или даже не меня, а детей. Встречи по воскресеньям не то, о чем он мечтал, когда женился. Наверное, я все же перед ним виновата. Виновата за то, что подала ложную надежду, когда была на все сто уверена в неизбежности расставания. Виноваты оба, что вовремя не бросили попытки остаться вместе. Но теперь мы не можем развести себя по разные стороны баррикад, хоть и живем в разных городах. Из-за детей. Из-за детей надо быть умными. Но как же это трудно… Влад обижен, но я-то нет… Если только на судьбу, которая не позволила нам с Джеком встретиться раньше, когда не было ещё так поздно…
На улице светло. Скоро стемнеет. На душе уже ночь. Полярная. Без конца и края. Мрак. Полный.
— Влад, не нужно Ярославу ехать в Москву. Он приедет в сентябре, как мы и договорились.
— С кем? — прорычал он коротко.
— С тобой. Больше ни с кем я не договариваюсь про твоих детей.
— Кажется, эти дети уже не мои…
— Нет, Влад, они твои. Так получилось. Извини. Я очень не хочу, чтобы мы воевали с тобой. Давай решим все мирно.
— Что именно мы должны решить? Ярослав живет со мной. Или ты уже передумала?
Я села на стул. На самый краешек. Боялась прилипнуть к сиденью. По всему телу проступил липкий страх.
— Да. Сейчас я думаю, что детям будет лучше со мной. Они не должны мешать тебе строить личную жизнь.
— А ты свою уже построила, видать? — огрызнулся Влад ещё громче.
— Да, — голос почти пропал, поэтому хрипел. — Я вышла замуж за Евгения. Мы живем вместе. И он довольно хорошо ладит с детьми. У него есть опыт. Он воспитал чужого ребёнка. Влад…
Но Матвеев уже сбросил звонок. И я бросила телефон. На стол. Не заботясь об его сохранности. Я была разбита. Полностью. Точно древняя старуха, поднималась я наверх, где через смех Женечки пробивалось неловкое треньканье на гитаре Ярослава.
62. Семья
Женечка сидела у Джека на коленях, мешая ему поправлять Ярославу пальцы. Вполне возможно, что порой музыка и обезоруживает злейших врагов, только тут, вне всякого сомнения, гитара выступала в роли бомбы замедленного действия. Во избежании взрыва я забрала дочь — проигнорировав ее громкие протесты.
— У них урок!
Урок выживания во взрослом мире.
Сердце разрывало виски. Умывание ледяной водой не помогло. Лицо горело от стыда. Стыда за то, во что я превратила свою жизнь.
— Берька!
Я вдруг вспомнила, что у меня, ко всему прочему, есть собака. В миске оставалось немного сухого корма, который всыпала туда явно не я. Ярослав? Джек?
— Берька!
Шнауцер оказался наверху. Впервые тихо сидел в комнате. Так тихо, что я его даже не заметила. Старался остаться незамеченным, чтобы я не увела его от Джека. Женечка вот выкручивала руку, рвалась обратно.
— Да что это такое?! — тряхнула я запястьем, чтобы угомонить дочь. Получилось не выпустить ее пальцы. — Я же сказала, что ты им мешаешь. Пойдём гулять с собакой!
И я схватилась за поводок. Хотелось уйти из дома. Уже почти ненавистного. Дома, который разрушил мою жизнь. Прежнюю. Совсем не обещая, что в новой я стану наконец счастливой.
— Я хочу к дяде Жене!
Женечка по-прежнему вырывалась. Шнауцер снова лаял. Я злилась. Вновь. Все, как обычно. Ничего не поменялось, кроме… Моего семейного положения. Но разве назовёшь вот это все семьей?
— Сейчас ты гуляешь с собакой!
— Мы погуляем! Все вместе…
Джек преодолел лестницу в два прыжка и запрокинул голову:
— Ярослав, поторопись!
У него получилось — безногий почти сразу оказался на первой ступеньке, а потом и на последней. Женечка заторопилась к двери, потому что шла гулять не со мной и даже не с собакой, а со своим дядей Женей. Джек достал с полки баллончик от комаров. Если бы можно было побрызгаться так от проблем, чтобы те сами отвалились. Но пока они валились на меня со всех сторон.
Мои руки опустились — вместе с поводком, на котором болтался пустой ошейник. Кто-то снял его со шнауцера, оставив лишь антиблошиный. Я чесалась, точно у меня самой были блохи. Или меня искусали комары. Или тараканы, вырвавшиеся из моей головы.
— У тебя нога уже совсем не болит? — спросила я с неприятной для меня же самой издёвкой.
— Дядя Женя сказал, мне нужно ей подвигать.
— Мы пойдём медленно, — вставил Джек, хотя Ярослав ещё не закончил мысль.
— Чтобы я смог поехать в воскресенье в Москву.
— Ярослав, я не хочу отпускать тебя в Москву, — проговорила я, наблюдая за тем, как сын тяжело поднимает ногу, чтобы завязать шнурок. — С такой ногой.
— Мы договорились не говорить об этом на прогулке, — обернулся Джек, чтобы сурово взглянуть и на меня, и на моего сына. — Потехе время, проблемам час.
На прогулке проблем не было. Даже с собакой, хотя Берька и нашёл в кустах серого котёнка, случайно сунув в них морду. Я крепко держала собаку и за руку дочь, чтобы Женечка не влезла в заросли борщевика, обступившие тропинку, ведущую к реке.
— Я раньше убирал тут все, — сказал Джек. — Похоже, другим родителям до здоровья детей нет никакого дела.
Я промолчала. Проигнорировала сказанное. Не нужно убеждать меня в твоей бескрайней ответственности. Этот ребёнок — ответственность моя. И Влада.
Двигались мы медленно. Джек подставил Ярославу локоть, и тот за него взялся. Ну и куда он такой собрался? Может, Сомов решил наглядно доказать моему сыну, что с Москвой тот пролетает. Или мне — что мы должны поехать вместе…
— Что случилось? — спросил Серёга, с которым мы столкнулись у речки.
Тоже семейная прогулка — жена, детки, собачка. Я притянула шнауцера к ноге, но тот не прекратил злобно лаять. Но Джеку это не помешало поведать Рыкову о случившемся.
— Слушай, зря ментов не вызвали. Я видел, как этот придурок и по шоссе гоняет. Ещё и с девчонкой на багажнике.
Мы переглянулись. Все трое. Подумав, наверное, об одном и том же. Понимал ли Сомов чувства паренька? Возможно… Ну и Ярослав только хромает. К счастью! С нашей юности уже сменился век, но человеческая природа неизменна.
Жена Рыкова стояла в сторонке не у дел. Меня она не знала. Наконец Серёга догадался представить нас друг другу. И все же запнулся, назвав мое имя… У меня должна быть ещё фамилия или должность, или что? Что должно последовать за «это»… Подружка детства? Бывшая соседка?
