– Ты ел, дорогой?
– Спасибо, моя хорошая, ел, – сенатор сел, с минуту смотрел на меня, потом сказал: – Ты действительно очень похож на нашего сына.
– Ты знаешь, Генри, он сирота. Его родители погибли год тому назад.
– Сирота? И приехал отдыхать сюда, в Майами?
Я почувствовал, как сенатор напрягся.
– Нет, Генри… – и женщина рассказала мужу, что услышала от меня.
– Сирота. Лас-Вегас. Опекун – начальник службы безопасности большого отеля. Я ничего не упустил? И наша неожиданная встреча. Хм. Может, она уже и не такая неожиданная?
Взгляд сенатора стал цепким и подозрительным. Мне была понятна его настороженность. Он же политик высокого ранга, а значит, во всем должен видеть ловушку для себя, потому что у таких людей должна быть тьма-тьмущая врагов. Судя по словам Шпица, он там, в Вашингтоне, залез довольно высоко, а следовательно, желающих спихнуть с пьедестала и занять его место уже выстроилась длинная очередь. Я тут же озвучил свои мысли:
– Это чистая случайность, сэр. Впрочем, у вас есть право подозревать меня. Вы сенатор, занимаете видное место в обществе, а значит, у вас есть могущественные враги, которые захотят использовать эту ситуацию в свою пользу. Я все правильно изложил?
– Даже очень правильно, что наводит на определенные подозрения, и вообще у меня складывается мнение, что я говорю не с пятнадцатилетним подростком, а со взрослым человеком.
– Извините меня, но я лучше пойду. При вашей подозрительности у нас вряд ли выйдет нормальный разговор.
– Погоди, парень, – остановил меня сенатор. – Мне очень хочется верить, что ты здесь ни при чем. Вот только журналисты уже пронюхали о нашем горе, а твое неожиданное и эффектное появление подлило еще больше масла в огонь. Теперь они будут тебя искать, а когда найдут, будут предлагать деньги за интервью. Так вот, мне интересно, что ты им скажешь?
– Сэр, во-первых, никто не знает, где я живу. Даже журналист Джозеф Шпиц, с которым мне довелось пару раз беседовать. Во-вторых, мне очень не нравится, когда на меня начинают давить. В этом случае я могу профессионально дать в морду. Извините, миссис Вильсон, за не совсем тактичное слово. В-третьих, вы мне оба понравились, поэтому у меня даже мысли нет чем-либо вам навредить. Это все.
Меня поразила реакция Вильсонов на мои слова. Муж и жена, оба, смотрели на меня так, словно я был ангелом с беленькими крылышками и только сейчас, у них на глазах, сошел с небес.
– Господи, – первой пришла в себя миссис Вильсон, – как этот мальчик все правильно изложил. Ты ему и сейчас не веришь, Генри?
– Кхе-кхе, – прокашлялся сенатор. – Чуть позже, Мария, я скажу, что думаю, только мне сначала хочется задать ему один вопрос. Что значит «профессионально»?
– Я больше трех лет боксом занимаюсь, сэр.
– Этому жесткому виду спорта нужен сильный дух и уверенность в себе. Они в тебе есть. С этим мне все понятно. Теперь я хочу сказать о том, что твое неожиданное появление вызвало у журналистов…
– Извините меня, сэр, за то, что вас перебиваю, но просто вынужден уточнить одну деталь. Не мое появление, а именно ваша с женой реакция на меня вызвала такой эффект.
– Гм. Да ты, наверно, прав, – теперь у сенатора во взгляде появился вопрос: кто ты, парень? – Скажу прямо, моим политическим врагам очень бы не хотелось упустить такой удобный случай. Например, назвать тебя моим внебрачным сыном, затем поднять шумиху в прессе. Я прямо так и вижу заголовок: «Сенатор Генри Вильсон – многоженец!» А если к этому прибавить твое интервью, то я даже не знаю, как бы мне удалось отмыться после такого скандала. Только дело…
– Дорогой, ты, по-моему, сильно преувеличиваешь. У тебя отличная репутация. Да и Майкл…
– Извини, милая, что перебиваю, но я еще не договорил. Дело в том, что все слова Майкла – чистая правда. По моей просьбе ФБР еще днем запросило свои отделения в Лос-Анджелесе и Лас-Вегасе. Они по большей части подтвердили его слова. Перед самым моим приходом агент Бигли передал мне отчет, который я внимательно прочитал.
– Генри, зачем ты это сделал? Он же просто мальчишка! Как ты мог его подозревать?!
– Я должен был быть уверен. В политике нет честных приемов, и ты это прекрасно знаешь!
– Мне это прекрасно известно, но ты почему-то забываешь, что он еще ребенок! Ему только пятнадцать лет! Причем приличный и разумный мальчик, а не уличный хулиган!
– Я не ребенок и не мальчик, леди, – делано возмутился я, – а самостоятельный парень. Прошу меня извинить за выражение, но мой опекун как-то выразился обо мне так: у тебя, парень, стальные яйца.
По губам сенатора скользнула легкая улыбка. Было видно, что ему понравился мой ответ. Его жена, наоборот, поджала губы.
– Твой опекун довольно необычный человек, и у него, похоже, слишком своеобразное понятие о воспитании пятнадцатилетнего юноши, – сейчас в голосе женщины сквозило неодобрение. – И вообще я не понимаю, как государство могло оставить мальчика без должного надзора? Это неправильно. Мальчику нужна забота и правильное воспитание. Да и что ему может дать бывший полицейский?!
– Мария, это не наше дело. Судя по нашей беседе, парень не витает в облаках и довольно здраво мыслит. Если это заслуга его опекуна, то он мне уже нравится, – сенатор повернулся ко мне. – Майкл, я знаю, что ты тоже пережил большое горе. Прими наши искренние соболезнования.
– Генри, что не так с родителями Майкла? Я же вижу, что ты что-то от меня скрываешь!
– Их убили люди Микки Коэна, – вместо сенатора ответил я.
– Коэна? Гангстера из Лос-Анджелеса? Я слышала, что там была какая-то страшная история, когда убили много людей.
– У тебя хорошая память, милая.
– Бедняжка, – негромко сказала миссис Вильсон. – В твои годы потерять родителей – это невероятно тяжело. Мы от всей души сочувствуем тебе в твоем большом горе.
– Большое вам спасибо, – поблагодарил я, при этом чуть наклонил голову.
Мне нравились эти люди. Сенатор был из тех прямых и жестких людей, которые при необходимости проявят гибкость, но при этом предпочитают схватку с противником лицом к лицу. Мария выглядела женщиной довольно строгих правил, но нетрудно было увидеть, что она верная жена и любящая мать.
– Майкл, а у тебя есть мечта?
Только я собрался попрощаться и навсегда исчезнуть из их жизни, как моему намерению помешал новый вопрос миссис Вильсон. Если говорить честно, мне все меньше нравились ее вопросы и бросаемые на меня заботливо-внимательные взгляды. Я сделал серьезное лицо и сказал:
– Ничего не могу сказать вам, леди, так как еще не определился в жизни. Как мне говорит дядя Макс: не мечтай попусту, а определяй для себя ближайшую цель и иди к ней. Так ты рано или поздно найдешь дело, которое будет тебе по душе.
– Твой Макс правильно говорит, – поддержал меня сенатор. – Вот что значит настоящий американец. Знаешь, парень, а я действительно не прочь познакомиться с твоим опекуном.
