Даже на таком расстоянии она видела, как Кальдер скрипнул зубами.
– Карлеон твой, – прорычал он. – А теперь перережь путы моего сына и отправь его вниз.
– Ну, мне-то он больше ни к чему. – Рикке щелкнула пальцами, взглянув на Трясучку. – Надеюсь, у тебя есть нож?
– Ножей никогда не бывает слишком много.
Он вытащил один, отполированный за много лет работы, и подал ей рукояткой вперед. Небольшой ножик. Но маленького ножика чаще всего достаточно, чтобы сделать необходимое.
– Уверена, что не хочешь, чтобы это сделал я? – спросил он своим шелестящим шепотом.
Рикке видела этот момент. Знала, как он пройдет. Что будет после него – вот в чем вопрос.
Она тихо качнула головой:
– Мой отец сказал бы, что есть вещи, которые вождь должен делать сам.
– Давайте уже хоть кто-нибудь, сделайте это! – рявкнул Стур через плечо, тыча в ее направлении связанными руками.
– Терпение, Большой Волк.
И она взяла нож из руки Трясучки. Она видела это, знала, что это случится, – и все же это было нелегко. Надо сделать свое сердце каменным, как всегда говорила ей Изерн. Однако во рту у нее словно набился сухой песок, на спине проступил холодный пот, а маленький ножик весил как наковальня. Она протянула руку, взялась за одно из Стуровых запястий и аккуратно перепилила связывавшую их веревку.
Он ухмыльнулся кривой ухмылкой:
– Давненько я ждал этого момента!
Она заставила себя ухмыльнуться в ответ:
– О, я тоже!
И она ткнула ножом в его глотку. Лезвие почти беззвучно вошло в место сочленения шеи с плечом и тут же вышло обратно с фонтаном брызнувшей крови, промочившей ей руку. Рикке была потрясена, какой она была горячей.
Стур сперва дернулся с тихим восклицанием, словно его укусила пчела. Он уставился на Рикке, расширив свои влажные глаза, его обмякшее лицо было в красных брызгах из пузырящейся раны.
– Ввав, – проговорил он, пуская кровавые слюни на грязную рубашку.
Рикке взглянула на Трясучку. Ее рука тряслась, но голос звучал твердо:
– Ну что, отправляй его вниз.
– Сейчас.
И Трясучка, сделав один шаг, перекинул Большого Волка через парапет.
* * *
Клевер присутствовал при том, как Девять Смертей сражался с Наводящим Ужас. Это было еще даже до того, как он завоевал себе имя Крутое Поле, и задолго до того, как его потерял. Он держал щит на том поединке. Видел, как Бетода швырнули со стены.
И вот теперь он видел, как Бетодова внука швырнули примерно с того же самого места, и ударился о землю он тоже примерно там же – рухнул на сырую траву там, где в тот день был размечен бойцовский круг.
Кровь обрызгала лошадь Жильца Курганов, но животное, по-видимому, привычное к кровавым фонтанам, даже не вздрогнуло. Стур лежал, широко раскинув руки, словно приветствуя отца, но его голова была свернута затылком кверху, искалеченные ноги подвернулись, а кровь черной струей стекала в зеленую траву. Еще несколько мгновений назад он воплощал будущее Севера. Теперь он превратился в грязь. Суровый урок для всех, кто питает высокие амбиции.
Кальдер уставился на сына, широко раскрыв рот. Потом перевел взгляд вверх, к надвратной башне, где Рикке с Трясучкой черными силуэтами вырисовывались на фоне ясного неба.
– Убейте их! – завопил он с искаженным лицом. – Убейте их всех!
Если бы кто-нибудь его спросил, Клевер бы сказал, что у них с самого начала не было шансов уладить дело разговорами. Однако никогда не отдаешь себе отчета, сколько у тебя было надежд, пока эти надежды не пырнут ножом и не спихнут на тебя с крыши.
– Скоро увидимся! – проверещала Рикке им вслед, тыча в небо окровавленным ножом.
Выходит, что, может быть, она и не была такой уж умной и не видела своим Долгим Взглядом ничего особенного. А была просто самой спятившей из всей банды и подписала приговор себе и всем, кто за ней последовал. И, вероятно, Клеверу тоже – хотя он ничего не сделал, только пытался выгрести на безопасный курс в этой буче, заваренной другими людьми.
Ему едва удавалось контролировать свою лошадь даже на шаге. А на этом зубодробительном галопе – прочь от городских стен, посреди двух дюжин других несущихся, толкающихся животных с выпученными глазами – Клевер был просто беспомощен. Он с трудом удерживался в седле, вцепившись в него ноющими от усилий ногами. Повод болтался, его было никак не подобрать. Вокруг сыпались стрелы, спархивая вниз, в траву. У Клевера чесалось между лопатками в предчувствии, что очередное древко воткнется ему в спину. С одним из дикарей так и произошло: он свалился с лошади, вопя, с длинными волосами, обмотавшимися вокруг разрисованного лица. Вот в чем проблема использования костей в качестве доспеха: доспехи из них просто никакие.
Клевер никогда в жизни не испытывал такой благодарности, добравшись до опушки леса. Ему как-то удалось подобрать повод и замедлить движение своей лошади – правда, потом она едва не понеслась рысью обратно к стенам. Вероятно, так бы и случилось, если бы Шолла не схватила животное под уздцы. Клевер соскользнул с седла и встал, упершись ладонями в дрожащие колени и пытаясь отдышаться.
– Ты в порядке? – спросила Шолла.
– Во имя мертвых, – просипел он, хватаясь за ее руку, чтобы выпрямиться. Голова все еще кружилась. – Кажется, я чуть не обосрался.
– Что там произошло, черт возьми?
– Что, что…
Клевер поглядел в сторону Карлеонских стен, прищурив глаза, словно против штормового ветра.
– Я-то надеялся, что мне больше никогда не придется участвовать в сражении…
Люди Кальдера уже двинулись вперед. Это была не самая энергичная из атак, после всего дерьма, через которое им пришлось прочавкать, чтобы добраться досюда. Но, тем не менее, они двинулись.
Клевер вздохнул глубоко, из самого брюха:
– Но что проку в надеждах!
Маленькие люди
Корлет была уверена, что у нее все четко схвачено. Знала в точности, как все обернется. Не могла бы знать лучше, даже если бы видела это Долгим Взглядом.
А потом Рикке пырнула Стура в шею ножом и спихнула его с надвратной башни. И, значит, теперь будет битва, а потом город будут грабить – и кто, черт побери, может сказать, чем это закончится? Внезапно жизни всех оказались на краю пропасти, включая ее собственную. Трудно представить себе что-то менее четко схваченное, говоря по правде.
Повсюду вокруг города люди Кальдера устремлялись к стенам. Тысячи людей. Оборванные толпы, грязные, нестройные, с поблескивающим среди них металлом; изодранные штандарты полощутся под ветром, дюжины лестниц торчат во все стороны, кровожадные крики разносятся по всей долине. Защитники стен принялись сгибать луки, посылая стрелы в накатывающую толпу. Оттуда, где она стояла, сжимая древко знамени Долгого Взгляда, Корлет видела, как несколько человек упало. Но их было очень и очень мало, чтобы на что-то повлиять.
