– Черт, – шепотом ругнулась она.
Могла бы и сама сообразить, что попытка обойтись без убийств – безнадежная затея.
Однако, похоже, удача пока что была с ними. Они захватили караульное помещение, а это волновало ее в первую очередь. Это место было специально оборудовано так, чтобы его можно было удерживать, даже если неприятель возьмет окружающие стены. Теперь им оставалось только запереться изнутри…
В дверном проеме стоял какой-то парнишка, глядя дикими глазами на Горста и Вик, покрытых кровью и склонившихся над мертвым сжигателем.
Вик выпрямилась:
– Эй, постой-ка!
Парень юркнул вбок, стремительный, словно хорек. К тому времени, как она выбралась в коридор, от него оставалось только исчезающее эхо шлепающих ног.
– Ч-черт! – прошипела она снова, но уже гораздо громче.
Она взялась за край двери – толстой, из крепкого дуба – и потянула на себя, пока та не закрылась с обнадеживающим тяжелым стуком. Вик потянулась за засовом, чтобы заложить его в толстые скобы, – и замерла.
Засова не было.
Была петля на косяке с парой болтающихся шурупов – и это все. Она принялась отчаянным взглядом шарить в тенях, но нигде не было ничего похожего на засов! Может быть, его сорвали ломатели, когда занимали Агрионт. Может быть, его выдрали сжигатели, когда снимали с петель ворота внизу. Едва ли имело значение, почему его не было. Тот парень приведет стражников – очень много и очень скоро.
– Здесь нет засова! – гаркнула она.
– Вот как, – отозвался Горст без малейших эмоций.
Если действительно существует такая вещь, как удача, похоже, ее отпускают в ограниченных количествах.
На сторону святых
– Ну хватит! – завопила Судья, вскакивая на ноги и награждая изувеченный стол таким яростным ударом кувалды, что он треснул. – Кончайте, мать вашу!
Савин не заплатила столько, чтобы это окупило всю поддержку, которую давали ей галереи. По крайней мере, что-то из этой бури эмоций было действительно искренним. Люди шли на немалый риск, показывая свои истинные чувства. Всю свою жизнь она трудилась, чтобы ей завидовали, – но никогда даже не воображала, что ее смогут по-настоящему любить.
– Броуд! – брызжа слюной, Судья протянула руку с проступившими жилами в сторону галерей, потрясая кувалдой. – Если хоть один ублюдок издаст еще хоть один звук, поднимайся туда и покажи ему короткий путь вниз!
Броуд бросил свирепый взгляд вверх, потом на Судью, потом на Савин. В его руке был зажат смятый листок – письмо, которое она ему передала? В зале наступила тишина, как в могиле. Очень приятно, когда тебя любят; однако все недостатки этого чувства как защиты против страха обнаружились мгновенно и недвусмысленно.
– Если какой-нибудь говнюк хочет сказать что-нибудь в поддержку нашей обвиняемой, он может сойти вниз и присоединиться к ней на скамье подсудимых! – Черные глаза Судьи скользнули по балконам, по скамьям. – Нет? Никто не хочет? – Молчание было настолько абсолютным, что давило на уши. – Так я, мать вашу, и думала!
– Гражданка Судья… – начал Суорбрек, ломая руки.
– Сядь уже и сиди, гребаный самовлюбленный болван! – рявкнула она на него. – Пока я тебя самого не отправила на башню!
Суорбрек сел.
Судья повернула свой горящий взор к Савин.
– Ладно, перестанем ходить вокруг да около и перейдем к сути. Вы одеты как кормилица, вы улыбнулись нескольким сироткам и выдали попрошайкам пару одеял. Поздравляю. Но от этого вы не перестали быть Савин дан Глоктой. Вы – дочь не одного тирана, но сразу двоих, не говоря уже о том, что приходитесь сестрой третьему!
– Должна ли я понести наказание за то, кем родилась? – спросила Савин, но голос выдал ее: он внезапно ослабел.
– Я видела, как людей осуждали и за меньшее. – Судья кивнула в направлении клетки Орсо. – Но если вы хотите более серьезных обвинений, то, насколько я понимаю, вы с королем знаете друг друга несколько лучше, чем следовало бы для брата с сестрой.
Несмотря ни на что, она не смогла удержаться, чтобы не посмотреть на него. Не смогла не встретиться с ним взглядом. Не смогла не ощутить тех же чувств, что ощущала всегда.
Судья проследила за направлением ее взгляда, высоко задрав рыжие брови.
– Я хочу сказать, трудно найти человека с более широкими взглядами, чем я, но даже у меня начинает что-то чесаться, когда речь заходит об инцесте.
Савин ощутила, как у нее пылает лицо. Она знала, что выглядит виновной на все сто. Что она действительно виновна на все сто.
– В то время я не знала… что он… – Она не смогла даже закончить начатую фразу.
– Увольте нас от вашего румянца. – Судья великодушно махнула рукой. – Забудем о ваших с братом забавах. Рассмотрим остальное в свете вашей заботы о младенцах, сиротах, попрошайках и о ком там еще. Правда в том, что вы действительно спекулянтка! Вы действительно эксплуатировали рабочих – мужчин, женщин и детей. Вы действительно выстроили свои дворцы на их костях. Вы – все худшее, что было в старом режиме, в образе женщины! Вы виновны, мать вашу, виновны как Гластрод! Я это знаю, вы это знаете, и мы все отлично это знаем!
Савин действительно это знала. Список людей, которых она использовала, безжалостно разворачивался перед ней. Отчаявшиеся просители в Солярном обществе. Партнеры, которых она запугивала и шантажировала. Рабочие, которых избивали и пытали по ее распоряжению. Дети, трудившиеся как рабы на ее фабрике в Вальбеке. Солдаты, лежащие в неглубоких могилах под Стоффенбеком. Даже ее собственный муж, которого она искусно подталкивала к служению ее амбициям, а затем оставила расплачиваться по счету своей рукой и ногой.
Невозможно взобраться высоко, не ступая по головам других, а она всегда хотела взобраться на самую вершину. Каким пустым это все казалось сейчас! Там ничего нет, на этой вершине, кроме долгого падения вниз.
С галерей слышался ропот другого рода, уже далеко не дружественный.
– Но этот суд не чужд милосердию! – выкрикнула Судья, поднимая руку, чтобы призвать к тишине. – Мы видим, что вы пытаетесь искупить свою вину. Мы видим, что вам уже удалось принести некоторое благо. Те самые руки, что прежде рвали у людей барыши, теперь раздают их обратно нуждающимся. Вы ступили на верную почву, пусть даже ваша вторая нога пока еще остается увязшей в прежнем болоте! Поэтому мы готовы дать вам шанс. Возможность перейти на сторону святых, как могли бы сказать ваши гуркские друзья.
Судья наклонилась вперед и ткнула в нее своим длинным пальцем.
– Признайте свою вину и отрекитесь. Отрекитесь от обоих своих отцов! Скажите нам, где мы можем найти Костлявого. Приведите его вместо себя на скамью подсудимых – и останетесь жить. Ну а если откажетесь… – Она снова раскинулась в кресле, не сводя черных глаз с Савин, словно волк, глядящий на свой ужин. – Цепная башня ждет!
