И Хильди бросилась на него, пытаясь вцепиться ногтями в лицо. Танни схватил ее за руку, и они принялись бороться поверх барьера. Орсо вскочил, загремев тарелкой.
– А ну отошел от ограждения! – буркнул Хальдер.
Танни грубо отшвырнул Хильди, она споткнулась и упала, ударившись головой.
– Ах ты мерзавец! – рявкнул Орсо, сжимая вилку и нож так, словно это была пара фехтовальных клинков.
Танни приложил кончики пальцев к царапине на своей покрытой седой щетиной шее и ухмыльнулся:
– Что вы собираетесь делать? Заколоть меня вилкой?
– Я не прочь попробовать, разрази меня гром!
– Все отошли от ограждения! – прорычал Хальдер. – И прекратите размахивать столовыми приборами!
Охранники по большей части обращались с Орсо с нарочитым презрением няньки, которой слишком мало платят за присмотр за избалованным ребенком. В случае настоящей стычки Орсо, положа руку на сердце, не смог бы предсказать, чью сторону они примут.
– Бросьте, он того не стоит. – Хильди поднялась на ноги и повела Орсо обратно к его стулу. – Со мной все в порядке.
– Я всегда знал, что он мерзавец, но настолько… – Орсо кинул испепеляющий взгляд вслед Танни, уже вальяжно выходившему в дальнюю дверь. – То, что он меня предал, это ладно, это все делают… Но потешаться над тобой… каков мерзавец! Как я только мог ему доверять…
Он вдруг почувствовал, как ее рука под столом, под прикрытием скатерти, скользнула вдоль его бедра. Шокированный, Орсо уставился на девушку.
– Хильди… я, собственно, отношусь к тебе скорее как к младшей сестре… Хм!
В ее руке было что-то зажато. Клочок бумаги. Должно быть, Танни сунул его ей во время потасовки. Хильди со значением глянула на него из-под светлых ресниц:
– Еще вина, ваше величество?
– Пожалуй, не откажусь. И налей немного себе тоже, ладно? В конце концов, мы оба пережили немалое потрясение.
Пока кислая, как уксус, жидкость лилась в его бокал, Орсо принялся кромсать свой кусок мяса, гремя тарелкой, и одновременно вглядывался в записку на своем бедре, размашисто написанную карандашом:
Прошу прощения за насмешки. И за все, что было сказано в Ассамблее. Передайте Хильди мои извинения. Прости, Хильди! Надо, чтобы они думали, что я против вас.
Я поддерживаю связь с Форестом. «Дивизия кронпринца» почти вся осталась вам верна, вместе с упрямым населением восточной части Миддерланда. Кроме того, я получил известия от принцессы Карлотты – ее муж, канцлер Соториус, выражает желание вам помочь. Бремер дан Горст тоже держит свои клинки наготове.
У вас еще есть друзья, ваше величество! Когда наступит время, я буду готов вновь развернуть ваше знамя.
С наилучшими пожеланиями,
ваш (вечный) друг и слуга, (вечный) капрал Танни.
– Клянусь Судьбами! – На мгновение Орсо засомневался, не является ли это какой-нибудь хитрой уловкой. Но с какой целью?
Нет. Он понимал, что это правда: капрал Танни, скандально известный своей беспринципностью, был единственным преданным ему человеком в Адуе.
– Черт побери, как я мог в нем усомниться? – прошептал Орсо, и его глаза наполнились слезами.
Хальдер угрюмо посмотрел на него, и Орсо, шмыгнув носом, показал вилкой на свою тарелку.
– Горошек, – пояснил он прерывающимся голосом. – Они его просто уничтожили!
Охранник фыркнул. Орсо был бы не прочь, чтобы и его уничтожили заодно. И благодаря капралу Танни, не говоря уже о лорд-маршале Форесте, его сестре Карлотте и Бремере дан Горсте, теперь появился проблеск надежды на то, что это может произойти! Не сегодня, может быть, и не завтра – но в воздухе постепенно холодает. Очень скоро народ обратится против Ризинау, просто потому, что тот обещал им слишком много, а дал слишком мало. По мнению Орсо, этот человек вообще не был способен что-либо давать.
Он положил столовые приборы, осторожно порвал записку на полоски, украдкой сунул их в рот и с наслаждением разжевал. Несомненно, это была лучшая часть его сегодняшней трапезы.
– Хорошие новости? – еле слышно спросила Хильди.
– Очень! – ответил Орсо с набитым бумагой ртом и чокнулся с ней своим бокалом.
Его еще не вызволили, мир еще не был приведен в порядок, о нет, нисколько! Но, по крайней мере, он мог видеть путь, ведущий к этому. Он не был один. Он не был забыт.
Только сейчас Орсо вспомнил, каково это – иметь надежду.
На этот раз по-другому
Лео сидел, теребя нитку, выбившуюся из рукава его бездействующей руки. Год назад он бы расхаживал взад и вперед. Но теперь расхаживание было еще одной вещью, которая вызывала слишком большую боль.
– Ты уверена? Насчет этого дома? – проворчал он.
В камине потрескивал огонь, в комнате было тепло и уютно, и Савин никогда бы не допустила, чтобы хоть одна деталь могла не угодить самому изысканному вкусу – и, тем не менее, комнату едва ли можно было назвать роскошной.
– Если бы я не была уверена, нас бы здесь не было. Это жилье выражает именно то, чего я добивалась.
– Что нас можно не принимать в расчет?
– Нет, что мы скромные и ответственные граждане, оставившие былые излишества и принявшие идею, что мы все равны.
Лео фыркнул.
– Ты хоть видела, какой дворец себе отгрохала Селеста дан Хайген? Или городской особняк Ишера? Куча людей до сих пор живут в свое удовольствие.
– Возможно, они еще пожалеют об этом, – сказала Савин. – Прежде внешний вид означал разницу между успехом и провалом. В нынешние времена он вполне может означать разницу между жизнью и смертью.
Лео нахмурился, разглядывая портрет своего деда, лорд-маршала Кроя, теперь вынужденного тесниться под гораздо более низким потолком.
– Ты всегда любила красивые вещи. – В том смысле, что он только сейчас, когда их больше не стало, осознал, насколько они нравились ему самому.
– Я любила красивые вещи, когда они говорили обо мне то, что мне было нужно. Теперь они говорят совсем о другом. К тому же этот дом гораздо ближе к Агрионту. До Ассамблеи не так далеко идти.
Лео знал, что должен испытывать благодарность. Вместо этого он ощутил легкое раздражение.
– Я вполне способен ходить.
– Я знаю. Но ходьба доставляет тебе боль. Зачем удлинять дорогу, если в этом нет надобности?
– Чтобы доказать, что я это еще могу, – буркнул он, сжимая рукоять своего костыля.
Как обычно, Савин сделала вид, будто не замечает его раздражения, что, как обычно, его только усилило.
– Как бы там ни было, другой дом все равно уже занят.
