Внизу, за сухим рвом, уже собралась толпа. До крыши доносились их крики, аханье и улюлюканье. В конце концов, не каждый день увидишь такое зрелище.
Броуд поглядел на полосы красной краски поперек своего нагрудника. Можно ли сказать, что его заставили это сделать? Или это был его выбор? Может быть, он даже этого хотел? Действительно ли он был одним из них, как сказала Судья? И всегда был с ними?
Он снял стекляшки, потер усталые глаза.
– Ты в порядке, Бык? – спросил его Сарлби.
Броуд сглотнул, снова зацепил дужки за уши, подтолкнул стекляшки в привычную канавку на переносице. Это помогает соблюдать привычный порядок действий.
– Да, – солгал он. – Все нормально.
Ризинау после подъема казался уже наполовину мертвым: бледное, залитое потом и слезами лицо, распахнутый рот хватает воздух.
– Я только… хотел… сказать…
– Ты сказал достаточно, мать твою, – отозвался Сарлби – и ткнул председателя ножом в задницу, загоняя его на ящик.
* * *
Вик смотрела, как еще одна крошечная точка упала с Цепной башни. Она падала долго. Вик порадовалась, что оттуда, где они стоят, не видно, как пленники ударяются о землю – о склизкое дно сухого рва, скорее всего. Но звуки она, кажется, все же слышала. Донесенный ветром слабый вопль, внезапно оборвавшийся. Она подумала, что последние ниточки надежды на лучший мир, о котором мечтал Сибальт, оборвались вместе с ним.
Вик довелось повидать немало ужасов на своем веку. В лагерях. В рудниках. Во время восстания в Старикланде, во время Вальбекского мятежа, во время битвы при Стоффенбеке. Но она никогда не видела ничего похожего.
– Что вы наделали? – прошептала она.
Пайк поднял безволосую бровь:
– Что мы наделали, вы имеете в виду? Вы ведь сами говорили, что Ризинау должен уйти. И вы были правы.
– Ризинау должен был уйти, но… – Ее чуть не стошнило, когда она выговорила это имя: – Судья?
– У нас было слишком много принципов. Они не работали.
– И поэтому мы теперь будем обходиться вообще без принципов? – Голос Вик сорвался на визг.
– Время полумер закончилось. – Пайк поглядел на нее ровным взглядом. – Иногда единственный способ что-то улучшить состоит в том, чтобы разрушить это и потом отстроить заново.
Было время, когда она считала, что его обожженное лицо является идеальной маской, скрывающей чувства. Теперь она не была уверена, есть ли там какие-либо чувства вообще.
– Порой, чтобы изменить мир, мы должны сжечь его дотла.
Еще одна крошечная точка свалилась с верхушки Цепной башни.
Толпа, собравшаяся за полуразрушенными стенами Агрионта, разразилась аплодисментами.
Часть VIII
«В толпе накапливается лишь глупость, а вовсе не здравый смысл».
Море ужаса
– Добро пожаловать, дорогие граждане и гражданки! Добро пожаловать на шестнадцатое полугодовое заседание Солярного общества Адуи! К несчастью, его пришлось несколько отсрочить из-за, э-э… последних событий.
Карнсбик, непривычно скромный в жилете из домотканой материи, чем-то напоминавшем рабочий фартук, поднял вверх свои большие руки, призывая к молчанию – скорее из привычки, чем из необходимости. Прежде на заседаниях общества дым стоял коромыслом. Сейчас люди сидели в тревожном молчании.
– С искренней благодарностью к нашей выдающейся покровительнице, гражданке Брок!
Карнсбик сделал жест в направлении ложи, где сидела Савин. Она выдавила неловкую улыбку и постаралась забиться поглубже в тень. Полжизни она провела, стремясь выделиться из толпы, но сейчас лишь глупцы обращали на себя внимание.
– Я пришел к вам, полный оптимизма! – выкликал Карнсбик в потной манере бродячего торговца, который никогда не купит сам того, что вынужден продавать. – Великая Перемена предлагает нам множество великолепных новых возможностей! Рабочие устремляются в города. – (Их гнали холод, голод и война; все лучше, чем замерзать посреди дороги или подыхать от голода на пороге своего дома.) – Общественные правила и нормативы стали более мягкими. – (Поскольку никто больше не знал, кто за что отвечает и что именно должно соблюдаться.) – Давно занятые земли вновь становятся доступными. – (Главным образом посредством самопроизвольно возникающих пожаров.)
Карнсбик не стал упоминать растущую нехватку продовольствия, угля и сырья, опасность бунта и скорого ареста, а также нескончаемые процессы над перекупщиками, спекулянтами и ростовщиками. Множество пустующих сидений среди аудитории говорили обо всем этом гораздо более красноречиво, чем мог бы сказать даже сам великий машинист.
– Наши друзья в Старикланде, Инглии и Вестпорте испытывают… некоторые опасения. – (Фактически они были почти готовы объявить о своем отделении от Союза.) – Так что, возможно, на данный момент традиционные рынки для нас закрыты. Но перед предприимчивым изобретателем открывается целый мир возможностей! – (Перед теми, кто не разобьется всмятку у подножия Цепной башни.) – Великая жатва ожидает нас, и не только в материальном смысле, но, что гораздо более важно, в нравственном, социальном и культурном отношениях! – (Если получится не обращать внимания на лозунги сжигателей, намалеванные на каждой фабрике и мануфактуре.) – Со свободой и равенством, добавленным к нашим традиционным ценностям – воображению и предприимчивости, – Великая Перемена, несомненно, принесет процветание всем своим детям! – (Тем, кого не пожрет заживо.)
Карнсбик широко раскинул руки, приближаясь к крещендо своей неискренней речи:
– Никто не в силах – и, конечно же, никто никогда не захочет – остановить прогресс!
Никто из публики не осмеливался выделиться, первым начав аплодировать. Мучительное молчание затягивалось, огромное и тяжелое.
…Савин показалось невероятно странным, что в фойе, под двумя огромными канделябрами и треснувшей штукатуркой, там, где прежде висел третий, не было слышно воплей. Никто не плакал, не блевал, не рвал себе лицо ногтями. Жизнь просто продолжалась. Островки разговоров, деловое щебетание – предложения, обещания, уникальные возможности капиталовложений.
– А где старина Хогбек? – спрашивал кто-то. – Арестован?
– Разбился насмерть на испытаниях своего летающего шара, старый дурак. Очевидно, надеялся слететь с небес и унести в своих когтях молоденькую гражданочку.
– Еще ни одна женщина, сев в эту его корзину, не сохранила свое достоинство нетронутым… А Зиллман?
– Разорился. Вложил все свои капиталы в остекление, рассчитывая на то, что все стекла перебиты. Проблема только, что никто больше не заботится их заменять, поскольку завтра их все равно разобьют заново…
