Книга Хроники Ордена Церберов, страница 19 – Яна Ясная

—  То есть, ты все время могла так сделать, —  заключил Камень, расшвыривая с тропы змей силовой “метлой”.

—  И провалить Коряжку в болото? Я…

—  Просто помолчи! —  рявкнул он.

Змеи под его энергичными посылами подлетали с тропы, шлепались в болото, некоторые от этого впадали в ярость и лезли обратно накостылять противнику —  но Камень всё равно старался их не убивать. 

Итак уже… сколько мы их здесь порешили. Нынче крысам да лягухам на болоте будет раздолье. А вот змеедам придется поискать иные ловчие угодья.

Но идти по этой тропе людям я бы все равно пока мест не советовала бы. Да и обычным коням —  тоже. 

—  Камень, я…

—  Танис! Просто сиди там молча.

Ну, молча —  так молча.

После того, как змей перестало звать проклятие, лишь самые упорные продолжали ползти туда, где оно звучало —  так что новых гадов на тропе не добавлялось.

Дождавшись, пока Камень разгонит змеиное кубло и остановится, я спросила:

—  Всё? Теперь можно говорить?

—  Можно.

Я поднесла ко рту ладони, сложенные особым образом, набрала побольше воздуха в грудь и выдохнула, коснувшись дара.

Пронзительный и резкий крик птицы ловь разрезал воздух над болотом, затрепетало на шее серое с черным окаемом перо —  а по сторонам от тропы вновь началось движение: то змеи, согнанные туда Камнем, спешили убраться подальше от своего самого страшного страха.

Я опустила руки и пояснила Камню, глядевшему на меня со странным (хе-хе, каменным!) лицом:

— Птицу ловь боятся все змеи —  но пока проклятие зовет, ее криком их не распугать.

Та-а-ак… Чего это он к оружию потянулся?!

Камень вытянул клинок из ножен, смерил меня выразительным взглядом (очень много выразил, правда), достал из седельной сумки мягкую тряпицу и принялся чистить оружие.

Подумав, я занялась тем же.

И правда, нужно ведь выждать хоть сколько-то, пока несчастных животных не уведут подальше, а раз время есть —  нужно потратить его с пользой.

Некоторое время мы работали молча.

Уложив Плясунью на луку седла, я усердно полировала ее. Потом, переступив через гордость, дурость и попросту —  нежелание что-то объяснять этому чурбану, все же выдавила с неохотой:

—  Я не ожидала, что вьючные… так. Привыкла к орденским коням, и забыла, что нормальные лошади боятся змей. 

Что церберам, привыкшим сражаться с чудовищами, какие-то змеи? Мы бы даже не остановились, миновав опасное место —  а там я вернулась бы в седло и загнала гадов в болото.  Но вьючные лошади сошли с ума от страха, и застопорили отряд: их не удавалось провести дальше  и невозможно было оставить.

А я, оказавшись в неподвижности, превратилась в прекрасный маяк для всего болота.

Камень не говоря ни слова уничтожал следы змеиных потрохов с поверхности своего оружия, и когда я уже совсем было решила, что зря взялась что-то объяснять, все же дал понять, что оценил мой шаг вперед:

—  Где ты его подцепила? Проклятие?

—  Доброе дело сделала. Правда, через задницу…

Камень хмыкнул, посмотрел на меня поощрительно, и я скрепя сердце начала рассказывать:

—  Я на Фидейских болотах жила.  Ну, это у вас тут наши болота называют Фидейскими, у нас говорили попросту “змеиные”. Места у нас… места там хорошие, ягодные —  клюква, морошка, черника даже есть, если места знать. Травы сильные сильные взять можно —  если знать, опять же. И охота богатая. Но змей в наших болотах и правда полно, иной год шагу не ступишь, чтобы на какую-нибудь не наткнуться.

Я поскребла ногтем подозрительное пятнышко на зеркально-чистом боку Плясуньи: уж не патина ли? Но нет —  пятно послушно подалось под ногтем, и я снова взялась за тряпку.

—  Местные со змеями не связывались, и тетка Карима, она ведьма, и меня учила, тоже сама их не трогала, и мне не велела. Если только нужда по колдовской надобности выходило —  но и тогда она сама мне указывала, которую можно, а до того долго ворожила. А потом пришел голодный год.

Проклятое пятно никак не оттиралось, я хмурилась, но не отступала. 

—  Он не был мне отцом, а его сыновья не были мне братьями, —  сразу предупредила  я Камня. —  Он неплохой мужик был, —  я сглотнула. —  Наверное, мать любил. Когда она умерла, пытался обо мне заботиться, хоть тетка Карима и ругалась, чтобы не смел девку приваживать, что он одну уже угробил, и будет.

—  Угробил?

—  Мать родами умерла. А понесла —  от него. Он женатый был, детворы полон дом, и первый сын —  старше меня. Он гостинцы мне таскал. Его жена шипела, а он все равно… То полотна штуку, то меда туесок… А потом —  голод.

...Жара высушила Змеиные болота мало не полностью, пощадив разве что самые гиблые топи —  но и те урезала на треть. Казалось бы, радуйся —  сушь открыла ягодные угодья, до которых в ином случае обычному человеку нипочем бы не добраться, но радости не было.

Безжалостное солнце пожгло поля-огороды, за всю весну почти не было дождей —  и теперь скоту не хватало травы. Нас с теткой пока не затронуло —  желающие ее волшбы еще не иссякли и исправно делали подношения. А даже если и иссякнут  —  “Болото прокормит!”, говорила Карима, похлопывая меня по спине.

И болото кормило.

В тот день я промышляла птицу горушку, у них как раз в гнездах появились яйца, и наставница велела мне добыть одно, а лучше два —  богатый заказчик из замка за лесом желал средство от облысения, сулился расплатиться щедро, серебряной монетой.

“Лучше б окорок принес” —  сказала мне тетка Карима, когда он ушел.

Я была с ней согласна.

Я не ждала, что могу наткнуться на кого-то: местные в такую глубь не ходили, здесь даже в нынешнее засушливое лето сохранялись коварные бочаги, которым ничего не стоило умыкнуть смельчака с головой. 

А этот —  гляди ты, прошел. 

Бледный до синевы, с ввалившимися щеками, младший сын дядьки Бора собирал в туесок морошку, то и дело облизывая пересохшие губы. Я не сразу его узнала —  так истаял бойкий пацан, любимец матери и старших братьев. А когда узнала —  не сразу решилась к нему выйти.

Я провела его особыми, колдовскими тропами к нашим с теткой ягодным угодьям, где разрослись кустики вороники —  водянистой, безвкусной, но утоляющей жажду. Предупредила, что с собой унести сможет только то, что съест, и долго наблюдала, как он ест, стараясь делать это не слишком жадно и торопливо.

Я вывела его к деревне, отпихивая с нашего пути ошалевших от жары змей, а потом долго маялась по болоту, забыв про задание наставницы и не находя себе места.

А когда над змеиными болотами собрались прозрачные сумерки, решилась.