Онлайн книга «Лучшие рассказы»
|
– Ну и чем это лучше? Он качает головой. – Да, барахло. Если бы она дала нам снять в обнаженке дублершу, возможно, результат был бы иной. – А что вы думаете о моем сценарном плане? – О чем? – О сценарном плане, который я вам послал. – Ах да. Сценарный план. Очень понравился. Нам всем. Он классный. Просто потрясающий. Мы в шоке. – И что дальше? – Ну, когда все успеют его пролистать, мы соберемся и обсудим. Он похлопал меня по спине и ушел, оставив меня скучать в Голливуде. Я решил написать рассказ. Мысль мне пришла еще в Англии, до отъезда. История о маленьком театре на пирсе. Когда идет дождь, там показывают волшебные фокусы. Но публика не в состоянии отличить волшебство от иллюзии, и для нее не имеют никакого значения иллюзии, становящиеся реальностью. В тот день, во время прогулки, я купил несколько книг о волшебных фокусах и викторианских иллюзиях в «почти круглосуточном» книжном. История, точнее, сама суть истории так или иначе уже жила в моей голове, и я хотел кое-что уточнить. Я присел на скамейку во внутреннем дворике и просмотрел книги, решив попытаться создать в рассказе особую атмосферу. Я читал про фокусников, карманы которых были набиты всякими мелкими вещицами, какие только можно себе представить, и которые могли достать из них все, что попросите. Никакой иллюзии, просто достойная восхищения организованность и прекрасная память. На страницу упала тень. Я поднял голову. – Привет еще раз, – сказал я старому афроамериканцу. – Сэ, – ответил он. – Прошу, не называйте меня так. Я спохватываюсь, что не надел костюм и все такое, – и я назвал ему мое имя. А он в ответ: – Праведник Дундас. – Праведник? – Я не был уверен, что верно расслышал. Он гордо кивнул. – Иногда да, а иногда – нет. Так меня мама назвала, хорошее имя. – Да. – И что вы здесь делаете, сэ? – Сам толком не знаю. Кажется, от меня ждут сценарий. Во всяком случае, я жду, когда мне скажут, что пора начинать его писать. Он почесал нос. – Тут все киношники останавливаются, если бы я прямо сейчас начал называть имена, до следующей среды перечислил бы лишь половину. – А кто вам больше нравился? – Гарри Лэнгдон. Он был джентльмен. Джордж Сандерс. Англичанин, как и вы. Скажет бывало: «А, Праведник. Помолись за мою душу». А я ему: «Ваша душа на вашем попечении, мистер Сандерс», – и все-таки я за него молился. А еще Джун Линкольн [21]. – Джун Линкольн? В его глазах вспыхнули искры, и он улыбнулся. – Она была королевой экрана. Она была лучше, чем любая из них: Мэри Пикфорд или Лилиан Гиш, или Теда Бара, или Луиза Брукс… Она была самой лучшей. У нее это было. Знаете, что я имею в виду? – Сексапильность. – Не только. В ней было все, о чем можно мечтать. Когда вы видели ее фото, вам хотелось… – Он замолчал, рисуя рукой маленькие круги, точно пытаясь поймать ускользающие слова. – Даже не знаю. Может, встать на колено, как встает перед своей королевой рыцарь в сверкающих доспехах. Джун Линкольн, она была лучше всех. Я рассказывал о ней моему внуку, он пытался найти что-нибудь посмотреть, но не вышло. Ничего не осталось. Она живет только в памяти стариков, таких, как я, – постучал он себе по лбу. – Должно быть, она была необыкновенной. Он кивнул. – А что с ней сталось? – Повесилась. Говорили, все потому, что для звукового кино она бы не подошла, но это не так: голос у нее был такой, что вы бы запомнили, если б хоть раз услыхали. Гладким и темным был ее голос, как ирландский кофе. Некоторые утверждают, что ее сердце было разбито мужчиной – или женщиной, – а еще что она играла на деньги, или связалась с гангстерами, или пила. Кто знает? Времена были такие. – Я так понял, что вы-то ее голос слышали. Он усмехнулся. – Она сказала: «Мальчик, ты не посмотришь, куда подевалась моя пелерина?» – а когда я ее принес: «Ты хороший мальчик». А мужчина, что был с ней, сказал: «Не дразни прислугу, Джун», – и тогда она мне улыбнулась, дала пять долларов и сказала: «Он не против, правда, мальчик?» – и я только затряс головой. А она сделала так губами, знаете? – Муа? – Типа того. И я почувствовал это вот здесь, – он похлопал себя по груди. – Эти губы. Из-за них все на свете позабудешь. Он прикусил нижнюю губу и сосредоточился на вечности. Я не знал, где он сейчас, в какой эпохе. Наконец он снова посмотрел на меня. – Хотите видеть ее губы? – В каком смысле? – Идемте за мной. – И что это будет? – Я уже представил себе отпечатки губ, застывшие в бетоне, как отпечатки ладоней перед Китайским театром Граумана [22]. Он покачал головой и поднес свой корявый палец к губам. Молчи. Я закрыл свои книги. Мы пересекли двор, а когда добрались до маленького пруда, он остановился. – Посмотрите на Принцессу, – сказал он. – На ту, что с красным пятном, да? Он кивнул. Рыба напомнила мне китайского дракона, такого же мудрого и бледного. Рыба-призрак, белая, как старая кость, если не считать алого пятна на спине, длинного и изогнутого. Она затаилась в пруду, слегка покачиваясь и как будто размышляя. – Вот, смотрите, на спине, – сказал он. – Видите? – Я не совсем понимаю. Он помедлил, глядя на рыбу. – Может, вам лучше присесть? – Я сам не ожидал, что так проникнусь возрастом мистера Дундаса. – Мне платят не за то, чтобы я сидел, – сказал он очень серьезно. А потом добавил, словно объясняя малому ребенку: – В те времена, казалось, все это были боги. А теперь сплошь телевизор: мелкие герои. Мелкие людишки в ящике. Я кое-кого из них здесь вижу. Мелкие людишки. |