Книга Не мой Ромео, страница 42 – Ильза Мэдден-Миллз

Я стараюсь, чтобы мои слова звучали искренне, но она морщится, и я понимаю, что задела ее за живое. Возможно, мне следует сбавить тон.

– Пойду пороюсь в любовных романах, – сообщает тетя Клара, гладя меня по руке. – Есть что-нибудь новенькое про вампиров? И чтобы секса побольше!

Я киваю:

– А как же! Дж. Р. Уорд. Там целая серия. Ты оценишь.

Тетя многозначительно смотрит на меня и ретируется.

Жизель стоит как шпалу проглотила – видно, что смущена.

– Прости меня, Елена.

Прямо и бесхитростно. Этого я и ожидала.

Она никогда ничего не усложняет.

– За что простить? За то, что ты украла у меня бойфренда, или за помолвку с ним?

Она вспыхивает.

– Знаю, мы с тобой ничего не обсудили. Спасибо, что ты не сказала маме. Я тоже не сказала ей, что видела тебя с тем футболистом. Я тоже храню секреты, Елена.

Я вспоминаю, как застукала их целующимися в офисе Престона. Дело было в середине июля, стояла страшная жара. В свой обеденный перерыв я наведалась к нему на работу. Я не находила себе места из-за того, что наши отношения дали течь. Его не устраивал живущий у меня Тофер и мое увлечение нижним бельем.

Я думала, что застану его за праведными трудами и порадую его любимым клаб-сэндвичем из «Пиггли Уиглли», а застала обнимающимся с моей сестрой. Первой моей реакцией был шок: я смотрела на них, широко разинув рот, не веря своим глазам. Потом меня пронзила обида. Затем наружу вырвался гнев: я заорала, швырнула сэндвич на его письменный стол, размазав горячий сыр, ветчину и кетчуп, и удрала. Заявилась в косметический салон с крепко сжатыми кулаками, готовая сообщить родным, в первую очередь матери, что они творят. Я заранее ликовала, представляя себе падение Жизель с пьедестала.

Но, вплотную подойдя к двери салона, я замерла.

Я представила искаженное мамино лицо, ее гнев на Жизель. Отчасти меня радовала эта перспектива, но, борясь со своими чувствами, я смогла хорошенько поразмыслить о том, что их предательство навсегда изменит нашу семью. Мой отец слишком рано погиб в автокатастрофе, даже бабушкин муж умер на пятом десятке от инфаркта. В семье Райли женщины годами ценили сплоченность и выстроили свой собственный образ жизни, «Женскую банду Дейзи». Жизель всегда закатывала глаза, когда тетя Клара об этом заговаривала, но даже она в глубине души принадлежала к нашему сообществу. Хочу ли я его уничтожить? Хочу ли нанести матери такой удар? Она, предположим, со временем пришла бы в себя, а вот тетя Клара – ни за что. А она мне ближе всех остальных.

Семья – все, что у меня есть. Это убеждение закрепилось у меня с самого детства. Потому я и осталась в Дейзи после смерти бабушки. Рождество у бабушки, мамины приставания, личная жизнь тети Клары… Все эти воспоминания всегда при мне. Мне не хотелось, чтобы мы разбежались, чтобы разорвалась последняя нить. А этот поцелуй определенно грозил ее разрывом.

Я не хотела, чтобы все, что мы годами так ценили, рухнуло – и из-за кого, из-за безмозглого существа в штанах!

Поэтому я взяла себя в руки, вошла и объявила, что порвала с Престоном. Постаралась, чтобы все старухи меня услышали. Потом отправила Престону и Жизель сообщение: делайте, мол, что хотите. На самом деле я выразила эту мысль гораздо грубее.

Поэтому мама считает, что Жизель подобрала его там, где я обронила. Сначала ей это не понравилось, на воскресных обедах она упорно изводила меня сердитым взглядом, но я крепилась и ни на что не обращала внимания.

– Покажи-ка кольцо, – прошу я сестру, сдвигая с конторки книги.

Жизель послушно расправляет длинные тонкие пальцы.

– Вау! Огранка «принцесса»! Целый карат? – спрашиваю я, разглядывая кольцо брезгливо, как насекомое. Оно не в моем вкусе. Мне подавай цветные камни: изумруды, рубины.

– Да. Я не знала, что он сделает предложение, иначе сначала обязательно сказала бы об этом тебе, Елена.

– Конечно. У меня выдалась загруженная неделя. Прости, что не получилось с вами связаться.

Она сглатывает с напряженным видом.

– У меня и в мыслях не было причинить тебе боль…

– Просто целовалась – ничего личного, – говорю я с улыбкой.

Жизель закрывает глаза.

– Да, но я… я не нарочно. Это было не назло тебе.

По ее горлу пробегают судороги, голос садится. Я удивленно наклоняю голову: не привыкла наблюдать ее эмоции. Главная по эмоциям в семье – я, я всегда отрабатываю эту программу. Жизель у нас холодная как ледышка.

– Ты застала то, чего я совершенно не планировала.

По ее щеке сползает одинокая слезинка, я шмыгаю носом вместо нее. Не узнаю свою сестру!

– Зачем же было это делать?

Нам надо было поговорить по душам несколько месяцев назад, но она была слишком занята: жила в Нэшвилле, училась там в университете Вандербильта. Я тоже хороша: прятала голову в песок, ограждая себя от любых волнений.

– Честное слово, тогда, у него в офисе, это было в первый раз! Он позвал меня поговорить о твоем дне рождения в августе. Ну и… Сама не знаю, как это вышло. Просто он меня поцеловал, и… – Жизель, задыхаясь, закрывает ладонями вспыхнувшие щеки. Я сую ей коробку с бумажными салфетками, она вытирает глаза. – Ты представляешь, как это было тяжело – расти в твоей тени? Стоило тебе войти в комнату – и все начинали тянуться к тебе. «Забавная, милая Елена, как сильно у нее развита творческая жилка!»

Я презрительно фыркаю.

– Что ты несешь? Это же ты у нас красотка! В двадцать три года ты получила высшее образование, а я даже поступление на медицинский факультет не смогла осилить.

Она качает головой.

– Ты – яркая звезда, Елена. Бабушка видела это. Ты была ее любимицей. Я видела это у нее на лице, когда она учила тебя шить, водить машину, следила за твоими приключениями в Нью-Йорке. – Сестра делает короткую паузу. – Кому она оставила дом? Тебе! Тебе достались все ее вещи: одежда, безделушки, виски, роскошная лестница, на которой мы так любили играть, диван, на котором мы дремали, качели на дереве… – Она закусывает губу. – А тетя Клара? Вы с ней так близки!

О!..

Мне бабушка завещала дом, маме и тете Кларе на пару – салон Cut‘N’Curl и деньги, Жизель – ферму в Дейзи.

– Я старшая, Жизель. Ты получила землю, а она стоит кучу денег. Это близко к Нэшвиллу, красивые холмы. Ферму оценили в двести тысяч. Уверена, цена будет только расти.

– Дело не в деньгах. Ты получила дом, потому что так захотела бабушка. Она любила тебя сильнее. – Я слышу в ее голосе ревность и вздрагиваю. При оглашении завещания Жизель изображала полное безразличие.

Она презрительно усмехается.

– Я не хотела раздоров, поэтому помалкивала.