Книга Шпага д'Артаньяна, или Год спустя, страница 122 – Ораз Абдуразаков

Раздражение короля мигом улеглось.

– Вот и правильно. Так что же вы предприняли?

– Первым разобрался во вражеской системе граф д’Артаньян.

Король слегка кивнул, удовлетворённо опустив веки.

– Он заметил, что ключом к городу является бастион Сен-Мадлен, из которого испанцы постоянно тревожили наших солдат и землекопов. Бастион сковывал наши действия, не давая производить вылазки. При этом он считался совершенно неприступным, так как прикрывался огнём крепостных батарей. Барон де Лозен трижды пытался покорить его: это были отчаянные попытки…

– Храбрый Пегилен! – воскликнул король.

– Отчаянные и безрезультатные: он потерял более полуста человек убитыми и около тридцати – ранеными.

– Безумец несчастный! – взорвался Людовик. – Что там произошло?

– Не более того, о чём его предупреждали господа д’Артаньян и де Гиш: капитану так ни разу и не удалось приблизиться к бастиону – «королевские кулеврины» пресекали всякие поползновения.

– Дурак! – коротко заключил король. – Дурак законченный и набитый. А что же д’Артаньян?

– Он был вынужден участвовать во всех трёх вылазках, причём находился в первых рядах. К счастью, граф остался невредим, – поспешил успокоить короля де Сент-Эньян.

Было неясно, какое впечатление произвело на Людовика XIV это своевременное замечание адъютанта.

– Дальше! – потребовал он, впиваясь пальцами в золочёные ручки кресла.

– Неизвестно, чем всё это закончилось бы, когда б в последней атаке барону не повредило осколком ногу. Пустячная, по сути, царапина, но она помешала-таки Пегилену губить дворян и в дальнейшем.

– Тщеславный идиот, – поделился король своими отнюдь не ласковыми раздумьями о капитане мушкетёров.

– Большинство военных искренне поддерживают ваше мнение, государь, – кротко улыбнулся адъютант, – однако признают и то, что барон проявил немыслимую отвагу.

– Когда отвага бессмысленна, её называют глупостью, граф, – поучительно заметил король, – и уж, по крайней мере, в подобные авантюры негоже втягивать отборные войска.

– Других у него нет: он же командует мушкетёрами.

– Посмотрим… – проворчал король. – А что потом?

– Одному Создателю ведомо, как потешались над нами осаждённые в Сен-Мадлен и Лилле. Ей-богу, порой казалось, что мы явились туда, чтобы дать возможность кастильцам поупражняться в пушечной пальбе.

– Ты когда-нибудь дойдёшь до того места в своём рассказе, когда подоспели наши орудия, палач?!

– Наши орудия? – непонимающе переспросил де Сент-Эньян. – Наши, то есть…

– Наши «королевские кулеврины», – раздражённо объяснил Людовик, сделав нетерпеливый жест рукой, – те, что единственно и позволили занять Куртре.

– Но всё дело в том, что они не подоспели… да и вообще не пришли до моего отъезда…

– Что ты там бормочешь? – вспылил король. – Не можешь рассказать толком: «пришли – не пришли»… Лилль вообще-то взят или нет?

– Взят.

– И вы заставили его сдаться без тяжёлой артиллерии? Немыслимо! – король недоверчиво развёл руками, откидываясь в кресле.

– Тем не менее так оно и было, – уверил его адъютант, – на тринадцатый день, заявив, что промедление смерти подобно, а ждать подкрепления бесполезно, граф д’Артаньян изложил в штабе свой проект наступления.

– Наконец-то, – прошептал Людовик XIV.

– Этот план единодушно одобрили Граммон, Тюренн, Журень и дю Плесси. В тот же день… да что я – в тот же час его начали приводить в исполнение.

Король напряжённо вслушивался в каждое сказанное графом слово.

– Всю артиллерию было велено сконцентрировать в одном месте против Беккереля, оставив якобы бесперспективную и неприступную позицию у Фивских ворот. Туда же стянули и основную массу войск с траншей близ Сен-Мадлен, как бы для генерального штурма.

Сами понимаете, государь, что на следующее утро перед испанцами открылась безрадостная и устрашающая картина: все наши пушки разом изрыгнули пламя в одном направлении. Надо сказать, это был наименее укреплённый участок: защитникам, должно быть, пришлось по-настоящему жарко, ибо никаких «королевских кулеврин» там, разумеется, и в помине не было.

– Гениально, – выдохнул король.

– Не правда ли? – подхватил де Сент-Эньян. – Ведь после нескольких часов такого ада вспыльчивым испанцам не могло не прийти в голову проучить самоуверенных французов. Тут они допустили главную ошибку, на которую и рассчитывал граф д’Артаньян.

– Они принялись перетаскивать орудия, – догадался король.

– Именно! И постарались на славу: ещё засветло выбили нас с занятых позиций. Но нам-то только этого и надо было: испанцы ещё ликовали по поводу успеха собственного манёвра, когда в лагере объявили, что Сен-Мадлен взят.

– Браво! – воскликнул король, покрываясь ярким румянцем.

– За считанные минуты одним рывком господин д’Артаньян прогнал испанцев из бастиона и водрузил над ним полковое знамя, пожертвовав лишь десятком солдат.

– Но «королевские кулеврины», – напомнил король, – их же перенесли обратно? А ведь бастион находится прямо на линии огня.

– Это верно, государь, но, раз заняв позицию, граф больше не покидает её – это известно каждому. К тому же преимущество обладания бастионом Сен-Мадлен в том и заключается, что с него при помощи одной, небольшой даже, батареи, можно заставить замолчать даже тяжёлую артиллерию в Лилле.

– Что и было сделано, верно? – улыбнулся король.

– Да, и весьма искусно, ваше величество, – поклонился де Сент-Эньян. – Через несколько дней, а именно двадцать восьмого августа, город сдался. Сами лилльские горожане ворвались на укрепления и разоружили солдат, вынудив господина де Брюэ капитулировать.

– Это поистине грандиозно, граф, – всё ещё под сильным впечатлением от услышанного сказал Людовик XIV. – Мне уже даже неловко теперь, узнав обо всём подробно, предлагать господину д’Артаньяну лишь орден Святого Духа.

Де Сент-Эньян выпучил глаза:

– Орден Святого Духа? – недоверчиво спросил он. – Но это высочайшая награда, почему же ваше величество полагает?..

– Ты считаешь? Ну, ладно, мы с тобой ещё потолкуем об этом. А теперь скажи мне, де Сент-Эньян, что ты думаешь о победных торжествах?

– О, я в восторге, государь, – от души ответил адъютант.

– Знаешь, такой скромный праздник миллиона на два-три, не больше, иначе любезного суперинтенданта хватит удар, – со светлой грустью, будто оправдываясь, продолжал король.

– Это прекрасная идея, ваше величество: господа офицеры истосковались на войне по балам и женскому обществу.

– А что, почтенные фламандки вас не привечали? – расхохотался Людовик.