Онлайн книга «В мгновенье ока (сборник)»
|
Что мне было делать – верить или не верить, гордиться, бежать куда подальше? Ведь я узрел рассеянность Всевышнего. – Нет, не припоминаю, – молвил Всевышний, – чтобы я уже создавал такое прежде. В благоговейном трансе и душевном волнении я подумал: а ведь Всевышний ошибается. На память пришли обрывки из читанных когда-то книжек по психологии. Наследственность. Окружающая среда. – Смит! Джоунз! Хелстром! Это мисс Миг проводила перекличку, как сержант перед строем, и возвращала похищенное. Телесная оболочка достается нам от всех предшествующих поколений, подумал я. Это наследственность. Но в то же время телесная оболочка – это окружающая среда, верно? – Уинтерс! На то она и окружающая среда, чтобы каждого из нас окружать. Тело и в самом деле окружает – тут тебе и озера, и башни из кости, и тучные закрома, и непаханые просторы души, разве не так? Неужели эта видимость, что мелькает в окнах-зеркалах – лицо у одного безмятежное, как снегопад, у другого бездонное, как горная пропасть, руки – два лебединых крыла или же пара воробьиных крылышек, ступни – у кого наковальни, у кого мотыльки, туловище – как мешок с мукой или как лесной папоротник, – неужели все это, ежедневно наблюдаемое, не оставляет отпечатка в голове, не создает образ, не формирует ум и дух, словно податливую глину? Отчего же нет? Именно так оно и происходит! – Бидвелл! Роджерс! А что там поделывал незнакомец, угодивший в такую же, как у меня, телесную среду? Мне захотелось вскочить с места и прокричать, как водилось в старину: «Что на часах?» И чтобы он, словно городской глашатай, как две капли воды похожий на меня, прошествовал мимо и торжественно объявил: «На часах ровно девять, в городе все спокойно…» Но вот вопрос: спокойно ли ему? Вопрос: что скрывается за этими очками в роговой оправе – близорукие глаза или близорукая душа? Вопрос: едва наметившаяся полнота – не означает ли она, что и мозги заплывают жирком? Короче говоря, может ли так быть, что его душа стремится на север, а моя – на юг? Если нас облекает одинаковая плоть, может ли так быть, что у одного ум горяч, как лето, а у другого холоден, как зима? – Ну и ну, – сказал я почти в полный голос – Что, если мы и вправду двойники? Сзади на меня зашикали. Мне стало трудно глотать. Что, если он много курит, чутко спит, за обедом переедает, проявляет симптомы маниакально-депрессивного психоза, излишне говорлив, непоследователен в мыслях, склонен к эротическим фантазиям… Человек с таким телосложением, с таким лицом просто не может быть иным. У нас, надо полагать, даже имена похожи. Имена! – …л…бл…ер… Мисс Миг выкликнула его имя! Но я не расслышал. Кто-то из зрителей в этот момент закашлялся. Оставалось надеяться, что она повторит. Но нет, мой близнец уже выступил вперед. Проклятье! Споткнулся! В зале раздались смешки. Я поспешил навести на него бинокль. Теперь мой близнец стоял в самом центре сцены и мял в руках вернувшийся к нему бумажник. – Выпрямись, – зашептал я. – Не сутулься. – Ш-ш-ш, – рассердилась жена. Я исподволь расправил плечи. Даже не верится, что у меня такой импозантный вид, думал я, поправляя очки. Неужели у меня столь тонко очерченный – поистине аристократический – нос? И такая же гладкая, чистая кожа, и такой же твердый подбородок? От этих мыслей меня бросило в краску. Но в конце-то концов, если жена подтвердила, что это вылитый я, какие могут быть сомнения? Тем более что на его лице заметна печать интеллекта. – Дай сюда бинокль. – Это жена ткнула меня локтем в бок. Я уступил с крайней неохотой. Она подкрутила линзы и, наведя бинокль на сцену, стала внимательно следить за действиями – нет, не моего двойника, а самой мисс Миг, которая теперь напропалую льстила тем, кто попадался ей под руку, заговаривала им зубы и шарила по карманам. Моя жена то и дело злорадно фыркала и прыскала со смеху. Что и говорить, мисс Миг могла соперничать с богом Шивой 35. У нее было не две руки, а по меньшей мере девять. Пока она с равнодушным видом перемещалась вдоль шеренги, эти руки, как вольные птицы, летали, шуршали, хлопали, парили, скользили, кружили, трепетали – прикасаясь к жертвам без единого касания. Что у нас в этом кармане? А в этом? А здесь? Она теребила жилеты, пробегала по лацканам, трясла брюки – в карманах звенела мелочь. Едва уловимо, но как-то мстительно задерживала палец в нужной точке, будто подбивала итог на кассовом аппарате. Чисто по-мужски и в то же время с невероятной легкостью расстегивала пиджачные пуговицы, возвращала бумажник кому-то одному и тут же похищала у другого. Хватала добычу, на время оставляла у себя, разживалась новой да еще успевала извлечь банкноты и пересчитать их за спиной у владельца, а потом доверительно брала его за руку и снимала часы. В ее сети угодил даже доктор! – У вас термометр с собой? – спросила она. – А как же! Он порылся в карманах и явно забеспокоился. Еще раз обшарил карманы. Зрители громогласно помогали ему советами. Оглянувшись, он увидел… что у мисс Миг изо рта торчит его градусник, похожий на незажженную сигарету. Вытащив его из-за щеки, она посмотрела на шкалу. – Температура! – воскликнула она. – Тридцать девять! – И, закатив глаза, изобразила озноб. Зал взревел от восторга. Между тем она снова подбиралась к своим жертвам, заигрывала, дергала их за рукава, ерошила волосы и спрашивала: – Почему без галстука? Бедняга хватался руками за ворот – но поздно. Тогда она неизвестно откуда выхватывала галстук и бросала его хозяину. Словно магнитом, она незримо притягивала к себе талисманы, медальоны, римские монеты, корешки билетов, носовые платки, булавки для галстуков, а зрители входили в раж и содрогались от хохота, глядя, как подопытные кролики лишаются последней защиты и предметов гордости. Стоило кому-то из них прикрыть рукой задний карман – она обшаривала жилет. Стоило прижать к груди жилет – она потрошила брючные карманы. Небрежная и скучающая, жесткая и неуловимая, она умудрялась внушить очередному волонтеру, что все его вещи при нем, а сама в мгновенье ока с легким презрением извлекала принадлежащий ему предмет из своих необъятных твидовых одежд. |