Книга Спицы в колесе сансары, страница 18 – Надежда Первухина

— Да, об этом я слышала.

— Ну вот. Дарители и Поглотители бывают разные. Поглотители могут поглощать негативную или позитивную энергию человека, а Дарители могут дарить или внушать негатив или же позитив. Я могу внушать забвение, дарить только хорошие воспоминания, а тяжелые изглаживать из памяти. Этот парень, Лекант, да, он ведь оставил о себе тяжелые воспоминания. Ну так я их сотру, а на их место подселю светлые воспоминания, хочешь?

Лиза дернулась как от тока:

— Нет! Не надо мне таких милостей!

— Да я от всего сердца… Я же вижу, как ты мучаешься. Ты меня от панков спасла, давай я тебя от Леканта спасу.

— Нет, — твердо сказала Лиза. — Нет.

— Тогда выговорись, — спокойно предложил Глеб. — Тебе легче станет. Расскажи мне о нем все, что хочешь. Я умею быть слушателем.

— Не сомневаюсь, — сказала Лиза. — Но не в моих правилах открывать душу первому встречному. Извини. Мне пора.

Она положила деньги на столик.

— Это за кофе и пирожные.

— Лиза…

— Не спорь. Я всегда плачу сама за себя. Пока. Не попадайся больше панкам.

— Оставь мне свой телефон! — крикнул Глеб.

— Незачем, — покачала головой Лиза и быстро вышла из кафе.

Она шла по аллее Водопьяновского парка и заливалась слезами. Этот мальчишка разбередил незаживающие раны, унизил ее. Чем унизил? Да тем, что теперь любой желающий может посмотреть на нее и сказать: «Вот девушка, которую бросили». Или: «Вот девушка, у которой не удалась личная жизнь».

Ощущение причастности к жизни, яростного желания существовать, которое возникло у Лизы, пока она дралась с панками, исчезло без следа. Снова навалилась тоска и депрессия. И боль, которая выедала сердце изнутри.

— Может быть, зря я не согласилась на помощь этого мальчишки? — спросила себя Лиза. И тут же ответила: — Нет. Я должна помнить. А еще я должна устроиться на работу. Куда угодно, лишь бы быть все время на людях. Хватит прятаться в нору.

Лиза вышла из парка и направилась к оккультному магазину мадам Жервезы. Вспомнила, что мадам Жервеза еще не рассчиталась с нею за вышитые наговорным крестиком салфетки.

Лиза открыла дверь в салон. Звякнул колокольчик. Тут же попугай ара, которого недавно приобрела мадам Жервеза у какого-то отставного капитана, крикнул:

— Тр-рави стаксель помалу! Выпей с нами, кр-расотка!

Заколыхались занавески из бусин, отделявшие торговый зал от служебного помещения, и взору Лизы предстала мадам Жервеза. Мадам Жервеза была обрусевшей француженкой в надцатом поколении, но свои французские корни любила подчеркивать к месту и не к месту.

— О бонжур, ма шер Лиз! — проворковала мадам Жервеза. — Вы за деньгами?

— Здравствуйте. Нет, я еще могу подождать. Мадам Жервеза, у меня к вам вопрос личного характера.

— Все что угодно, милочка.

— Вам не требуется сотрудник в ваш магазин?

— Вы хотите предложить себя?

— Да.

— О мон дьё, дорогая девочка! Я понимаю, вам сейчас трудно… Но… Мой бизнес не процветает, я едва наскребаю денег на налоги и мне совершенно невозможно взять кого-либо на работу. Даже вас, милая.

— Жаль…

— Но постойте! У меня есть идея! Совсем недавно ко мне заходил профессор Верейский и сетовал на то, что у него нет лаборанта, который бы помогал ему в экспериментах с эктоплазмой. Он оставил мне телефон. Звоните немедленно! Наверняка он еще не нашел себе сотрудника.

Мадам Жервеза принесла визитку профессора и протянула ее Лизе:

— Вот. Воспользуйтесь моим телефоном.

— Благодарю вас, но у меня есть сотовый.

— Ах, ну как угодно.

Лиза не стала звонить в присутствии любопытной мадам Жервезы, покинула магазин и дошла до сквера. Там она села на скамейку и набрала номер с визитной карточки.

Сначала были длинные гудки, потом глуховатый мужской голос отозвался:

— Алло!

— Здравствуйте. Вы профессор Верейский?

— Да. С кем имею честь?

— Меня зовут Лиза Камышева. Мне посоветовала к вам обратиться мадам Жервеза. Она сказала, что вам требуется лаборант.

— Совершенно верно, требуется. Приходите к шести часам вечера на улицу Луначарского, дом 78, квартира 2 в. Я буду ждать.

— Хорошо.

Лиза подумала было, что ввязывается в очередную авантюру, но потом решила, что ничего не теряет.

К шести вечера она уже прибыла по указанному адресу. Семьдесят восьмой дом по улице Луначарского был старой сталинской постройки и выглядел немного помпезно с колоннами и лепниной. Социалистический ампир. Домофона не было, вместо маленького заплеванного подъезда был широкий гранитный вестибюль с мозаичным полом и пальмами в кадках. И с вахтером за стойкой.

— Вы к кому, девушка? — строго спросил вахтер, когда Лиза ступила в вестибюль.

— В квартиру 2 в, к профессору Верейскому.

— Минуту, я позвоню ему.

Вахтер набрал номер на старинном черном дисковом аппарате:

— Илья Николаевич? Здравствуйте! К вам тут девушка. Ждете? Хорошо, пропущу.

Вахтер опустил трубку на рычажки аппарата и сказал:

— На второй этаж поднимайтесь. Можно без лифта.

— Спасибо, — поблагодарила Лиза.

Она по широкой, застеленной бордовым ковром лестнице поднялась на второй этаж и оказалась перед приоткрытой дверью темного дуба. Постучала.

— Входите! — донеслось из глубины квартиры. — Входите, я вас жду!

Лиза потопталась на дверном коврике и вошла. Прихожая была большая и освещалась небольшой запыленной двухрожковой люстрой. Вдоль одной стены вытянулись вешалки для одежды и стойки для зонтов; вдоль другой — высоченные книжные стеллажи, доверху забитые журналами и старыми газетами.

В коридор выглянул мужчина. Было ему около семидесяти, а может, и поменьше. Мужчина облачен был в домашний спортивный костюм от «Адидас» и кроссовки.

— Вы Лиза? — спросил он.

— Да.

— Верейский. Вы можете звать меня Илья Николаевич или просто профессор. — Мужчина подошел к Лизе и пожал ее руку. — Проходите, не стесняйтесь. Я покажу вам свой кабинет. Там вы будете мне помогать.

Кабинетом Ильи Николаевича оказалась довольно солидных размеров комната. Здесь было все, что должно быть в кабинете уважающего себя профессора: книги в застекленных шкафах, два рабочих стола: один, заваленный бумагами и журналами, другой — с новехоньким компьютером и периферией. Еще были полки, заставленные странной на вид аппаратурой и посудой, содержащей внутри что-то вроде клейстера. Большой эркер был занавешен светлой органзой, напоминавшей одеяния призрака.