Он решил хорошенько осмотреться, прежде чем нажимать красную кнопку для экстренного возвращения.
Насколько он смог убедиться, весь берег вокруг озера представлял из себя смесь земли и песка пополам с водой и бродить по такому было точно занятием не из приятных.
Единственный путь, который ему оставался – лес за его спиной.
Пробираясь через высокую траву, которая в некоторых местах доходила ему чуть ли не до бёдер, Брайан очень быстро вышел на слабо утоптанную тропинку, которая, петляя между деревьями, уводила все глубже в лес. Он слабо представлял, что же он собирается искать в месте, где, по сути, искать-то и нечего. Вокруг царили тишина и спокойствие. До тех пор, пока в каких-то сантиметрах от его головы не пронеслась, со стремительным свистом, стрела и не вонзилась в ближайшее дерево позади него. Это случилось так быстро и было так неожиданно, что Брайан и думать забыл о возвращении, а стал внимательно смотреть в сторону, откуда прилетела стрела. Не лишенное смысла, но абсолютно опасное занятие, оправдать которое можно было разве что соображением, что стрелок, кем бы он ни был, вряд ли бы промахнулся.
Так никого и не разглядев, Брайан сделал крошечный шаг вперёд, но тут же был остановлен второй стрелой, воткнувшееся в дерево с противоположной от него стороны.
Он инстинктивно вскинул руки вверх:
– Эй! У меня нет оружия.
Для наглядности он пошевелил пальцами на обеих руках.
Из-за деревьев, чуть левее того места, куда смотрел Брайан, вышел парень с луком и еще одной стрелой наготове. Он медленно, словно крадучись, подходил все ближе, пока Брайан не смог разглядеть, что перед ним совсем еще мальчишка. На нем была мешковатая одежда, явно на пару размеров больше, чем требовалось, а голову покрывал капюшон, сильно удлиненный сзади.
Мальчишка сердито выкрикнул какую-то фразу на непонятном Брайану языке, походившим на французский. Собственно, по этой причине он и смог разобрать пару слов: ты и мне. Но, что его не особо были рады видеть, было понятно и так.
Брайан попытался успокоить парнишку, мысленно призывая все свои скудные знания французского на помощь.
– Je m’appalle Brian, – кое-как выговорил он, на всякий случай еще и указывая на себя. Как оказалось, на этом его знания можно было считать исчерпанными.
– Jeanette.
Брайан был уверен, что он ослышался и уже собирался переспросить, когда позади него, со стороны озера, послышались возгласы и топот нескольких лошадей, который быстро приближался.
Мальчишка сразу рванул в лес, да так быстро, что с его головы тут же слетел капюшон, обнажая длинные рыжие волосы, стянутые в тугую косу. Пока Брайан растерянно пялился ему или, вернее, ей вслед, она, ловко перепрыгивая поваленные деревья, скрылась из виду.
Пришёл черед и Брайана убираться отсюда. И, чем скорее, тем лучше. Гул голосов становился все громче, к ним присоединилось завывания собак и ржание лошадей. Во всей этой какофонии звуков Брайан едва успел расслышать писк браслета, оповещающий, как нельзя более вовремя, что у него осталось десять секунд.
Моментальная группировка, как будто он проделывал это уже десятки раз, крепко зажмуренные глаза и ладони, сжатые в кулаки до такого состояния, что ногти врезались в кожу. В таком виде Брайан и покинул тот странный мир, так и не успев толком поразмыслить, как, почему и где он оказался.
Возвращение в свое время было, в прямом смысле слова, головокружительным и он успел только грузно осесть на пол, когда был подхвачен парой чьих-то рук и, словно в полусне, отведён на кушетку.
Как только зрительная функция более-менее восстановилась, и он смог, наконец, открыть глаза. На фоне слепящей белизны лаборатории над ним возвышались два силуэта.
– А вы, что здесь делаете? – недоуменно спросил Брайан, чуть приподнявшись на локте и поочередно рассматривая стоящих перед ним мужчин.
Глава 17
До меня постепенно доходил смысл происходящего, как и то, что вообще Мира забыла в кабинете моего отца. Весь их диалог постепенно начал теряться, переходя в сплошной белый шум, через который до моего сознания долетали обрывки фраз, сказанных Мирой.
Но я уже успела увидеть и услышать достаточно. Очередной мой мир разрушался на части прямо на моих глазах, а поделать я ничего не могла. Меня бы все равно никто не услышал,как бы громко я не кричала. Поэтому весь свой крик я направила внутрь себя: я ощущала его монотонную вибрацию в черепной коробке, он отдавался холодными волнами мурашек, зудящих по всему телу.
Я смотрела на говоривших и не могла поверить своим глазам. Передо мной сейчас стояли не близкие мне люди, а их телесные оболочки, абсолютно пустые внутри, которым совершенно нет дела до меня, до того, что я чувствую. И, как будто, никогда не было.
– Я не могу с ней так поступить! – словно пытаясь доказать обратное, крикнула Мира. Да так громко, что все мое внимание обратилось на неё, возвращая меня к их диалогу.
– Но ты уже так поступила. К чему сейчас эти высоконравственные суждения?
– Вы думаете, что она не сможет справиться. Но Кэтрин гораздо сильнее, чем Вы можете предположить!
– Никто в этом мире не может полностью справиться со своими слабостями. А уж такие, как Кэтрин, и подавно.
Я увидела, как отец взял со стола металлический футляр, размером с сигару, и задумчиво повертел его в руках.
– Правда, Мира?
Та же, не сводившая до этого взгляда с, поблёскивающей в свете лампы, коробочки, протянула невнятное “Аааа”, чем вызвала его снисходительную улыбку.
– Зачем ты пришла ко мне? Хотела бы ты все рассказать Кэтрин, то так бы и сделала.
– Кэтрин не заслуживает такого отношения.
– А я не заслуживаю ее болезни.
Меня бросило в дрожь от глубокого разочарования, прозвучавшего в его голосе.
– И, тем не менее, я потратил много средств, чтобы создать для неё лекарство.
– А потом сделали из него элитный наркотик, – хмыкнув, сказала Мира.
– Ты бы и сама не отказалась от дозы, верно?
– Мне это больше не интересно, – сказала Мира с вызовом, но ее пыл сразу же сник, под взглядом отца.
– Значит так, слушай сюда и запоминай с первого раза, – его голос прозвучал угрожающе тихо, – если ты не хочешь, чтобы Кэтрин узнала, что ты на самом деле за подруга, советую держать язык за зубами. Ты даже пикнуть не успеешь, как я сразу достану и тебя, и всех, кто тебе дорог. Пока Кэтрин тебе доверяет, ты мне полезна. Но лучше тебе не знать, что бывает с людьми, которые больше не представляют для меня выгоду.
Мне не хотелось больше это слушать и я, как могла плотно, закрыла уши руками и, для верности, зажмурила глаза. Голова кружилась, а в горле засел неприятный комок. Но слез, как ни странно, не было. Я вдруг почувствовала себя такой слабой и беспомощной. Наконец я стала той, какой меня считал отец на самом деле.
