
Онлайн книга «На краю одиночества»
Неважно. Главное, что им будет где жить. И детям тоже. И Анне… и надо лишь дождаться окончания суда. Недолго уже. * * * – Видишь, – Елена сбежала по ступеням, чтобы остановиться в шаге от Глеба. Он ощутил резковатый запах ее духов и подумал, что совсем не знает эту женщину, что, пусть связанная с ним узами крови, она все же чужда настолько, насколько может быть чужд пониманию другой человек. – Я и сама справилась. Она сдернула шляпку, тряхнула головой, будто желая избавиться сразу от всех шпилек в прическе. – Что? Ты и вправду думал, что меня посадят? – Нет. Она обмахивалась шляпкой и чего-то ждала. Смотрела. Хмурилась. Постукивала ножкой. А люди огибали их, то ли опасаясь приблизиться, то ли брезгуя. – Слышала, ты собираешься на Север? И охота тебе в такую глушь переться? – Я открыл счет в банке. – Это хорошо. Хоть до чего-то ты додумался. И каково содержание? Надеюсь, ты понимаешь, что молодой женщине необходимо отойти от всего этого… кошмара. Дрогнула нижняя губа, а в руке появился белоснежный платочек, который поймал слезинку. – Полтора миллиона. Это треть от всей суммы, которую я получил после смерти отца. Еще треть уйдет Наталье. Светлые глаза полыхнули радостью. – Однако, пользуясь своим правом главы рода, я отказываю тебе и твоим детям в праве наследовать как титул, так и прочее имущество, движимое и недвижимое. Вместе с деньгами ты получишь договор, который подпишешь. – А если нет? – Слезы исчезли. И взгляд стал цепким, внимательным. Как Глеб не замечал прежде? – Если нет, то, вновь же, пользуясь своим правом главы рода, я выдам тебя замуж. И передам право распоряжаться твоим имуществом, включая ежемесячное содержание, твоему же супругу. И уже он подпишет договор с отказом. А пока я буду искать кого-то в достаточной мере стесненного в средствах, чтобы закрыть глаза на твой характер, ты поживешь в какой-нибудь тихой обители. Думаю, Наталья поспособствует. А вот теперь черты ее лица исказила ярость. Первобытная. Дикая. – Ты не посмеешь… – У тебя есть выбор. – Глеб, – она справилась со злостью, чтобы вцепиться в рукав, прижаться всем телом, дохнуть в лицо сладким запахом духов. – Ты… ты же понимаешь, что я совершила глупость. С кем не бывает?! Или это она? Твоя жена? О да… как же… великая княжна… кто бы знал… в какой грязи и княжны… она все равно не сможет родить тебе наследника! Я ведь знаю, что проклятия выжигают в женщинах все, что ни один целитель не рискнет. Не возьмется. И что у тебя не будет своих детей, если ты, конечно, не рискнешь сменить жену. Высвободиться из цепких рук ее оказалось непросто. И Глеб лишь порадовался, что Анна не видит этого. Ей было бы неприятно. – Что еще? Наталья? О да… матушка настоятельница… на нее рассчитывать не стоит. И выходит, род прервется? – Выходит, прервется. – Вот так просто? И титул, и… остальное? И ты позволишь? – Позволю. Елена сделала шаг назад. И, остановившись, покачала головой. Она прижала сцепленные руки к сердцу, вздохнула: – Ты злишься, я понимаю. Но пройдет время, и ты поймешь, что просто не имеешь права поступить так. Ладно я, но наш род… предки… дать ему исчезнуть лишь из-за своей злости? Глеб молчал. В чем-то она была права, но оставить все как есть? И дать Елене возможность вмешиваться в его жизнь вновь и вновь? А она будет вмешиваться. Полтора миллиона лишь кажутся большой суммой, но рано или поздно деньги иссякнут. И тогда… – Я знаю, о чем ты думаешь, – Елена склонила голову и вдруг снова стала похожа на хрупкую несчастную девушку. – Я не слишком серьезный человек. Я выйду замуж за какого-нибудь проходимца, который растратит деньги, и буду доживать век в нищете и ненависти. Или в монастыре, на что так надеется Наталья… Она тебе не писала? Писала, конечно. Мне вот постоянно. Требует раскаяния и отречения. Только я не раскаиваюсь. Не умею. Она развела руки широко, точно желая обнять весь мир разом. – Я не раскаиваюсь, слышишь? И я… когда-нибудь мы встретимся вновь. Ты. Я. И мои сыновья… И ты увидишь, что если не деньги, то титул… ты обязан будешь оставить его! Договорив, она сбежала по ступеням. Мгновенье. В толпе мелькнуло темное платье. Мелькнуло и исчезло. А Глеб с трудом подавил в себе желание броситься следом. И совесть заткнул. Что будет потом? Он не знал. Получится у нее или нет? Передумает ли он? Любой договор можно отменить по соглашению сторон. Или оставить в силе. Он дернул галстук, ослабляя узел, и сделал глубокий вдох. Закончилось. Почти. Анна ждет в гостинице, вновь мысленно перебирая вещи, которые паковались не одну неделю, но всегда ведь что-то да забудешь. Он вдруг улыбнулся. Посмотрел на часы. Половина третьего. И есть еще время заглянуть в крохотную часовую лавку, где для Глеба за малую плату нашелся и угол, и инструмент. Шкатулка была почти готова. Глеб провел ладонью по крышке. Осталась малость – настроить звучание и вплести в восстановленный механизм простенькое заклятие. Он придумал какое… * * * Паровоз пыхтел, выплевывая клубы пара, которые оседали капелью на зонтах и чемоданах, на темных дорожках, слегка побитых пылью, на этой пыли, слепляя ее в комья, а комья кидая под ноги пассажиров. – Поглянь, нет, ты поглянь, какая образина… – Курц вытянул шею, вглядываясь куда-то в толпу. – Чисто обезьян… – Сам ты обезьян, – лениво отозвался Илья, который устроился верхом на самом большом чемодане, бросив при том, что за багажом пригляд нужен, а то на вокзалах такие спецы работают, чуть отвернешься, и все. – Это негра. – Где? – Шурочка, Ильюшиному примеру последовавший, живо вскарабкался на чемоданную гору. – Там, – Сашка указала пальцем в толпу. – Видишь, черный идет? Точно рожу воском натерли. Анна вздохнула. Дети были хороши в своей непосредственности, но Анна подозревала, что далеко не все с нею согласятся. – Ведите себя прилично. – Калевой поправил галстук и удостоил прочих насмешливым взглядом. – Можно подумать, негров никогда не видели. – Не видели, – честно признался Шурочка и от смущения сунул в рот мизинец. Игнат вздохнул, тяжко, по-взрослому. И Миклош с ним. – А наша мамка держала двух девок черных. Очень они спросом пользовались. Мужики прям очередь брали по первости, чтобы поглядеть, как у них там устроено… как у нормальных… Легкий подзатыльник заставил Илью замолчать, но с чемодана он не слез, лишь развернулся, всем видом показывая, что к молчанию подзатыльник отношения не имеет. |