
Онлайн книга «Рядом с тобой»
– Борщ я вылила, – доложила она и сунула все это в пододеяльник. По пододеяльнику пошли бордовые пятна. Туда же, ни во что не заворачивая, она сбросила тарелки, чашки, ложки и прочую мелочь: ручки, калькулятор, Галкины кремы, стеклянный флакончик шампуня «Хвойный». – Неси к лифту, – скомандовала она, наскоро завязав узлом края пододеяльника. Затем поправила на затылке скудный пучок волос, стянутый черной резинкой. Гремя содержимым, Паша выволок узел на площадку. Туда же перекочевала сумка. – А теперь ее, – хозяйка подошла к Гале. Из-за тянущей боли в спине Галя уже едва стояла на ногах и жалостливо смотрела на людей, от которых сейчас зависела жизнь ее и ребенка. – Пожалуйста, вызовите скорую, мне плохо, – одними губами сказала она. Каждое слово больно отдавалось внизу живота. – Давай, быстро. Бери ее под руки, – прошипела хозяйка, хватая Галю выше локтя. Ее ладони оказались холодными и влажными. Галя вскрикнула и заплакала. – Не трогайте меня! – Тащи ее на улицу! – Может, скорую вызовем? – неуверенно спросил Паша. – А ты мне не указывай! Жилплощадь моя, а ты тут никто, – в голосе звенела угроза, – скорую ей! Дурак ты! Она потом сюда вернется с милицией и будет тут жить! Нетушки! Пусть помается по общежитиям, поживет в комнате на шесть человек, двадцать лет постоит в очереди на квартиру! «Скорую!» – кривляясь, она передразнила мужа. – А куда ж ее? – Он осматривал Галю, будто она шкаф и надо примериться, с какой стороны удобнее взять. – Возле подъезда оставим. Пусть такси берет! – А если она скажет, что жила у нас? – У кого это у нас?! – прогремела хозяйка. – Я ее знать не знаю! А ну, тащи ее отсюда! – Что ж вы делаете?! – закричала Галя, вырываясь из рук хозяйки. – Звери! Нелюди! Они встретились взглядами с хозяйкой, и вдруг в ухмылке женщины на доли секунды проявилось то, что скрывало это несчастное, обделенное судьбой существо – нестерпимая жажда любви, женского счастья, безрадостно прожитая молодость и порок во всех его проявлениях. Как часто Галя ловила на Салмане ее взгляд – печальный, полный безысходности и отчаяния. В такие мгновения ее скукоженное личико размягчалось, складки вечной усталости и озабоченности разглаживались, и на нем появлялся намек на мечты, таящиеся в рано поседевшей голове. Губы сами по себе шевелились, будто она пробовала на вкус что-то нестерпимо сладкое. Но, увидев мужа, человека безвольного, непритязательного и доброго, возвращалась в обычное состояние. А по ночам, лежа спиной к опостылевшему Паше, она, конечно же, прислушивалась к шепоту за стенкой – там любили друг друга молодые женщина и мужчина, там становились реальностью ее затаенные желания. Этих желаний она боялась больше всего. Боялась настолько, что в ее дом не приходили влюбленные женщины, счастливые пары с детьми. И комнату она сдавала только одиночкам. С ними проводила долгие вечера на кухне, выслушивала горестные истории, назидательно рассказывала о своей правильной жизни. А Гале и Салману сдала потому, что попросила сорок рублей, а не тридцать – от произнесенной суммы даже горло сдавило, и они согласились. Боль куда-то ушла. Галя прислушалась к себе и ощутила силу в ногах, почувствовала, что сможет дойти до лифта. А если не сможет – доползет! Она подняла голову и посмотрела на хозяйку, застывшую в растерянности, будто ее поймали на чем-то преступном и позорном, и усмехнулась: – Вы не женщина, вы животное! Мерзкое и несчастное! – Я?! Животное?! – очнулась хозяйка. – А ты… – она ловила ртом воздух, – а ты… Голодранка! Подстилка чеченская! Лифт уже приехал на первый этаж, а хозяйка все еще выкрикивала слова, среди которых печатными были только «сука», «ненавижу» и «пошла». Словно на заезженной пластинке, менялась только интонация: то злобная, то бессильная, то страдальческая. «Прыймак» оставил сумку и узел внизу и, сделав обиженное лицо и сунув руки в карманы измятых штанов, пошел в подъезд. Оттуда он выскочил через пять минут, прислонил к сумке гитару и направился к мужикам, играющим в домино на дощатом столе рядом с детской площадкой. Боль прекратилась. – Эй, ты! Галя подняла голову, и прямо на нее полетели удочки. Она успела отскочить. Галя тормознула такси. Вещи и удочки она завезла Клавдии Ивановне и, взяв то, что может понадобиться в роддоме, вызвала скорую. Клавдия Ивановна проводила ее до машины, и через пятнадцать минут она уже входила в приемный покой третьего роддома. Она приехала вовремя – так ей потом сказали. Малыш замер и, если б она приехала через час, было бы поздно. В родзале было страшно. Не только потому, что никто во вселенной не мог родить вместо нее, вынести душевную и физическую боль или немножко ослабить, а потому, что одна. Совсем одна. Никого, только гулкое эхо шагов да тарахтенье ведер. Зови – не зови, результат один: никто не придет, потому как ты никому не нужна и ребенок твой никому не нужен. Подохнешь – ну и шут с тобой. Выживешь – ну что ж, выжила, значит, живи. То, что пришло время рожать, заметили случайно. Родила, а малыш синий и молчит. Она испугалась, закричала, и он тоже… Проведать никто не приходил. Ни разу. Она понимала – приходить некому, но все равно ждала. Она не бегала с роженицами к окнам, выходящим во дворик перед роддомом, чтобы посмотреть, как счастливые бабушки и дедушки забирают счастливую маму, а счастливый папа неуклюже держит на руках ребенка, которого ждет безоблачное будущее. Она каждый день звонила Клавдии Ивановне и каждый раз слышала: – Нет, Галочка, ни Хасана, ни твоего мужа… Из роддома она ушла одна. Ромку взяла на руку, тяжеленную сумку на плечо, а в самой сорок семь килограммов. Остановилась на крыльце, подняла глаза на окна третьего этажа, а там никого. А кому охота наблюдать за матерью-одиночкой? В кармане восемь рублей – все ее богатство. Идти к Клавдии Ивановне? А если она не дежурит? Куда деваться со всем добром? На такси денег нет. И она пошла в Фанинский переулок, в общагу пединститута. Есть же там кто-то, на одну ночь приютят. Одна ночь – это очень много. На углу Мироносицкой и Маяковского в подвальчике купила молоко и сметану, зашла в булочную, на Сумском рынке обзавелась чаем, макаронами и яйцами. Подсолнечное масло в общаге найдется, так что можно сварить макароны и обжарить с яйцами. Сахар тоже найдется, не стоит покупать, иначе сумка будет неподъемной и ее придется тащить по земле. Дежурная на проходной сказала, что комендант поехала к дочке, что сама она ничего не решает, но сжалилась, пустила, предупредив, что до вечера. Галя покормила Ромку и пошла с ним в институт. Написала заявление на имя ректора, что в связи с рождением ребенка просит дать комнату в общежитии, что муж исчез, в съемной квартире отказали, денег тоже нет. В общаге есть комнаты, в которых живут семейные пары. В основном непростые пары, детки разных иногородних начальников. Но были еще комнаты, места в которых раздавала сама комендант. Галка положила заявление секретарю на стол и села напротив. Ромка спал у нее на руках. |