Онлайн книга «Рядом с тобой»
|
Мама, папа, мальчик и девочка, видимо погодки. Мама держит папу под руку, они о чем-то разговаривают и улыбаются, а мальчик и девочка прыгают вокруг, смеются и дразнят друг друга. Не в силах оторвать от них взгляд, Галка прижалась спиной к шершавому стволу дерева. …Сколько ни зови маму, отца, Юрку – они не придут, не обнимут, не возьмут за руку, не скажут: «Я тебя люблю». Она одна. Нет, с Ромкой и игрушечным Никитой, они – ее мир, ее новый мир, и ей надо учиться жить в этом мире. Галя вытерла ладонями мокрые щеки и выпрямилась. И вдруг у ее ног, подхваченные порывом легкого ветра, хороводом завертелись листья. Поднимая их все выше, ветер коснулся Галкиных плеч, шеи, лица, волос… Это был не ветер, это было касание нежных рук папы и мамы. – Доченька, родная, – прошелестел ветер, – беги домой, твой сын ждет тебя, он любит тебя… Наобум произнесенная дата – двенадцатое октября – на удивление крепко засела в Галкиной голове и неожиданно приобрела важный для ее жизни смысл. Она во всем ориентировалась на эту дату. После двенадцатого октября все должно измениться. Что конкретно, она не понимала, не знала, но в изменениях не сомневалась. Не сомневалась она и в том, что, если Салман не приедет или не напишет, тринадцатого утром с ее сердца упадет камень. Как именно это произойдет, она тоже не знала. У нее был четкий план, она обдумывала его каждое утро, и каждое утро в ней крепла уверенность, что все будет отлично. Значит, так: тринадцатого октября (если Салман не приедет) она подаст заявление на развод, разведут их без его присутствия, нужно только его согласие, заверенное нотариусом. Получив свидетельство о разводе, она поедет продавать дом. Продаст дом и купит квартиру в Харькове – разобьется в лепешку, но сделает это. Купит квартиру, швейную машинку, наймет няню, будет учиться и по вечерам шить – одна сокурсница так уже делает и получает приличные деньги, у нее не только студентки, но и преподавательницы заказывают наряды. Она будет красиво одеваться, хорошо выглядеть, а потом… Потом приедет Салман. Он будет просить у нее прощения, а она… На этом четкий план приобретал размытые формы. Единственное, что могло помешать плану, так это полное отсутствие денег. Пока что, кроме стипендии, был еще один скудный источник, который вот-вот иссякнет: Галя отдавала в комиссионный магазин на Конном рынке свою одежду. Летнюю не брали – не сезон, и она за сорок пять рублей продала зимнее пальто. Зиму она переходит в осеннем. Подошва на полусапожках треснула в первый же мороз, и Галю выручила Тамара – она отдала ей свои старые осенние туфли на два размера больше, но можно надеть шерстяные носки, и никакой мороз не страшен. В мастерской на улице Гиршмана их починили, она начистила их кремом – и получилась красота. Из куска гобеленовой ткани (купила на барахолке на Благовещенском базаре за четыре рубля) пошила сумку-мешок дома у той самой сокурсницы-портнихи. Пестрая и необычная своим внушительным объемом, сумка стала предметом зависти студенток, щедрых на оригинальные самодельные одежки. В сумку эту помещались и тетради, и продукты. Вопрос с теплыми брюками тоже решился. Томка хотела выбросить покрывало, привезенное из дома, – она прожгла его утюгом. Покрывало темно-серое, плотное, хлопковое. – Отдай его мне, – сказала Галя. – Зачем? – удивилась соседка. – Оно никуда не годится. – Я спрошу в химчистке, смогут ли его покрасить в черный цвет. Если смогут, пошью из него брюки. Брюки получились теплые, удобные, и Галка стала ждать тринадцатое число, каждый день тщательно убирая комнату и заглядывая в почтовую ячейку на первом этаже общаги. И еще она следила за тем, чтобы у нее всегда была картошка и трехлитровая банка томатного сока. Неожиданно в институт пришел Хасан, прямо к аудитории. – Привет. – Он смотрел мимо. – Привет. – Тут передали для Ромы. Галя рассчитывала, что передали деньги, а это была какая-то тряпочка. – Что это? – Земля со двора Салмана. – Зачем она мне? – Повяжи Роме на руку. – И что это даст? – Галя, меня просили передать, я всего лишь выполняю просьбу. – Кто просил? – Зарган. И ушел. Галя повязала тряпочку на руку Ромки. На ночь снимала. Так прошла неделя, а потом она эту тряпочку выбросила. Ранним утром двенадцатого числа в дверь постучали. Галка сорвалась с кровати, сунула руки в халат, бросилась к зеркалу, схватила расческу. – Щеки пощипай, – прошептала Томка. Галя пощипала бледные щеки, провела расческой по волосам и услышала: – Открывайте! Сердце оборвалось. На пороге стояла белая как полотно комендант. Она зашла в комнату и плотно закрыла за собой дверь: – Гармаш, – руки трусятся, лицо бледное, глаза навыкате, – приехала комиссия, ты должна уйти. – Как уйти? – испуганно спросила Галя. – Почему она должна уходить? – удивилась соседка. – Потому что она здесь живет незаконно, она тут не прописана. Галя запахнула халат и села на кровать: – Я никуда не уйду, я плачу вам! Глаза коменданта чуть не вылезли из орбит: – А ну вставай! Быстро! – Подбоченясь, она приблизилась к Гале. – Вставай, я сказала! Сцепив кисти с такой силой, что побелели костяшки пальцев, Галя враждебно смотрела на жирную физиономию коменданта: – Я никуда не уйду, пусть комиссия приходит, они не посмеют меня тронуть, у меня грудной ребенок! Физиономия пошла багровыми пятнами. Комендант подбежала к шкафу, распахнула его и повернулась к соседке: – Где ее вещи? Тамара хмуро смотрела то на нее, то на Галю. – Я спрашиваю, где ее вещи? Или ты тоже хочешь вылететь из общаги? – с ехидством спросила комендант. – Я это вмиг устрою. Соседка подошла к шкафу, показала на Галкины полки, вернулась на кровать, и тут ее девочка проснулась и заплакала. – Это чья сумка? – Комендант рылась внизу шкафа. – Ее, – соседка кивнула на Галю. Стало холодно и пусто. Не в комнате, а в душе. – Гармаш, собирайся! Ты меня слышишь? Девочка уже не плакала – она орала. – Галя! – с раздражением бросила Тамара. – Делай что-нибудь, я не могу дочку успокоить! Ромка агукнул. В дверь постучали. Это был начальник хозчасти института. – Вот, – комендант ткнула пальцем в Галю, – не хочет уходить! Страшно, когда выбрасывают на улицу. Убивают достоинство и все человеческое, что в тебе есть. Улица – это беспомощность, холод, темнота, опасность и безысходность. Улица – это презрение и позор. Душа воет, а никто не слышит. Бредешь бесцельно, подальше от тех мест, где тебя знают, толкаешь тяжелую коляску, на две трети заполненную вещами. Сверху ребенок, бутылочки. Внизу, на сетке, – хлеб, колбаса, картошка и трехлитровая банка томатного сока. На плече сумка, набитая до отказа. Удочки, гитара, одеяло, подушки, посуда и прочая дребедень – в общаге, в кладовке. Холодно, руки мерзнут. Кажется, все прохожие знают, что ты бездомная. Тебе стыдно. Ребенка кормишь грудью в чужом подъезде. Мимо проходят жильцы с собаками. Собаки на тебя бросаются, жильцы шипят: «Фу!» – и смотрят на тебя как на дерьмо. Третий раз выходишь на ту же улицу, встречаешь ту же бездомную собаку. Вдруг она пристраивается рядом и уже не покидает тебя. Вас уже трое. Темнеет рано. Смотришь в окна, а там, за занавесками, – счастливые люди. Им хорошо и тепло. Не потому, что они в своем доме, а потому, что они кому-то нужны. |