Книга «Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе, страница 3 – Сергей Прудовский

Вечером 24 апреля я созвал совхозный актив, на котором был рассмотрен пятилетний план раскорчевки леса и кустарника для расширения посевной площади совхоза. Заседание продолжалось допоздна, и мне пришлось ночевать у одного из работников совхоза, так как своей квартиры в совхозе у меня не было.

Утром 25 апреля 1941 года только что кончилась разнарядка, я вошел в контору, сел за стол и приготовился позавтракать. Но не успел я выпить кружку молока, как ко мне в комнату без стука влетели три «молодчика», довольно солидных по комплекции, в штатской одежде.

Я был в недоумении, почему эти «молодчики» так бесцеремонно и нагло ворвались ко мне.

Не успел я еще от этой наглости очухаться, как один из них в довольно грубой форме обратился ко мне:

– Вы будете такой-то?

– Да, я.

– А чем вы можете это подтвердить?

Я, видя его наглость, в свою очередь обратился к нему:

– Скажите, пожалуйста, с каких это пор в Советском Союзе неизвестные люди так нагло врываются в дом, как бандиты, и требуют от хозяина документ, удостоверяющий личность? – И в свою очередь предлагаю этому «молодчику» предъявить мне его документ.

Он тогда полез в свой карман, вытащил маленькую книжечку и предъявил ее мне.

Это оказалось удостоверение личности, выданное НКГБ ^[3] Союза.

После чего я ему предъявил свой паспорт.

Как только он удостоверился, что перед ним находится именно тот человек, который им нужен, он предъявил мне документ на право у меня обыска и ареста…

Конечно, я этому не стал сопротивляться, поскольку это было бы бесполезно – а главное, я считал, что все это есть какое-то недоразумение…

Первым делом все, что было у меня в карманах – партийный билет, профсоюзный билет, паспорт, часы и деньги, – я выложил на стол. Не доверяя мне, один из агентов, самый здоровый парень, проверил мои карманы, но там уже ничего не было – все лежало на столе.

Потом они стали производить тщательный обыск в моем письменном столе, а также в стоявшей здесь корзине.

Взяли у меня ключи от одной свободной комнаты и пошли туда с обыском, не приглашая меня.

Воспользовавшись свободным временем, я хотел возобновить свой прерванный завтрак, для чего спросил разрешения у присутствовавшего здесь агента, но он мне воспретил допить молоко и съесть кусок хлеба, вероятно, опасаясь, нет ли в молоке и хлебе отравляющих веществ.

Обыск окончен, документы отобраны, составлен соответствующий протокол, в котором не было записано ничего, инкриминирующего меня.

Протокол был подписан обеими сторонами, т. е. представителями НКГБ и мной.

После подписания протокола меня, как «важного государственного преступника», в сопровождении троих здоровенных «молодчиков», один из которых шел впереди, а двое по бокам, вывели из конторы.

Вышли на улицу; на улице в это время шел сильный мокрый снег, земля была покрыта белым, чистым снегом, как будто бы чистым белым саваном; ну, думаю, земля получит еще дополнительную влагу, а это для будущего урожая неплохо.

Так как их машина не въезжала на территорию совхоза, а остановилась примерно в 1,5 км от совхоза, то меня повели вдоль полотна железной дороги.

Дошли до машины, сели в нее. Меня посадили на заднее сиденье, а по бокам село по агенту, а один сел рядом с шофером. Поехали в Загорск…

В Загорске машина остановилась около гостиницы, где я временно проживал.

Один из агентов вышел из машины, а двое остались при мне; вышедший агент пошел в гостиницу, в номер, где я проживал, взял мои вещи – полотенце, мыло, зубную щетку и зубной порошок – и все это передал мне.

Потом поехали в районное отделение НКГБ. Здесь один из агентов снял телефонную трубку, набрал соответствующий номер и спросил кого-то: «Ну как у вас дела?»

Что ему ответил вызываемый им номер, для меня было неизвестно, но вызывавший сказал: «У нас все хорошо!»

Из этого разговора я понял, что он звонил ко мне на московскую квартиру и что там, вероятно, идет обыск. Если да, то надо полагать, что с обыском пришли ночью, с 24 на 25 апреля ^[4].

В действительности так и было.

Вот, как мне рассказали впоследствии, было дело.

В ночь на 25 апреля в квартиру пришли два офицера в форме НКГБ, прошли через коридор в комнату Полонских, там разделись и потом постучались в мою комнату; в комнате была одна жена.

Она была в недоумении: кто мог прийти к нам в столь позднее время? А еще больше была поражена, когда открыла дверь и увидела перед собой двух человек в военной форме.

Эти два молодца вошли в комнату и предъявили ей документы на право обыска ^[5]. Вместе с ними было двое уполномоченных ^[6] из жильцов нашего дома.

После предъявления документа на право обыска они немедленно приступили к делу.

Обыск продолжался довольно долго.