Книга Необоснованные претензии, страница 32 – Кэтрин Коултер

На минуту он замолчал.

— Я читал о вашей стычке с ней в ресторане.

— Было такое. Кэтрин — печальный случай.

— Я слышал, что она не очень разборчива по части мужчин.

— Как, ради всего святого, вам удается разузнать так много, Кристиан? Он ответил не спеша:

— Вы не читали о Чэде Уолтерсе?

— А кто это?

— Если выражаться вульгарно, то он настоящая находка для дам — жеребец, да и только, обслуживает богатых дам. Кроме того, распродает наркотики. Он мертв, предполагается, что его убили товарищи по ремеслу. Мерзкое дело.

— Человек, с которым Кэтрин была в тот вечер в ресторане?

— Да.

— И он убит.

— Не большая потеря для общества, вы не находите?

Элизабет почувствовала, как по всему ее телу от шеи до пальцев ног пробежали мурашки, и задумчиво произнесла:

— Думаю, его смерть кое-кому была выгодна.

— Его образ жизни предполагал риск.

— А у Кэтрин есть алиби?

— Конечно. Как я слышал, она отдыхала в Нассау, когда все произошло. Нечто вроде коротких каникул.

Они оба помолчали с минуту — каждый думал о своем. Наконец Кристиан сказал:

— Не сыграете для меня, Элизабет?

— Конечно, сыграю, если вы мне скажете, почему вы это сделали.

— Но я сказал.

— Нет, вы только поманили, но даже не приоткрыли завесу. Почему, Кристиан? Я должна знать.

— Я потерял все свои деньги и в ближайшие пятьдесят лет собираюсь шантажировать вас.

Она сделала попытку улыбнуться, но губы лишь сложились в болезненную гримасу.

— Ну, это я по крайней мере могла бы понять. Она все еще ждала, но больше Хантер ничего не сказал.

Элизабет поднялась и подошла к своему роялю, но не села на стул, а медленным жестом провела рукой по блестящему черному дереву, целиком поглощенная этим занятием.

— Элизабет, — услышала она голос за спиной. — Неужели вы никогда никому не доверяли беззаветно, полностью, бесповоротно?

— Да, со мной это было, но теперь уже можно сказать, что я ошиблась в этом человеке. Я была просто дурой.

Элизабет села за фортепьяно и тронула клавиши. Она заиграла “Патетическую сонату”, и комната наполнилась яростными аккордами.

Но когда она перешла ко второй части, в ее исполнении появилась другая тональность — печаль, сожаление, пронзительная тоска. Ее голова вздрагивала в такт бегающим по клавишам пальцам, а на глазах появились слезы.

Кристиан сидел, не шевелясь. Вторая часть сонаты трогала его, но он отказывался верить, что трагическая музыка сама по себе могла вызвать у Элизабет такую реакцию.

— Как насчет носового платка? — спросил он, как только прозвучал последний аккорд.

— О нет, благодарю. — Элизабет слегка засмеялась. — Я не пользуюсь косметикой, и мне не грозят подтеки от туши.

И она перешла к третьей части, отыграв ее мастерски, но уже без эмоций.

Все еще тяжело дыша, но улыбаясь Хантеру, Элизабет задумчиво произнесла:

— Когда мне было десять лет, я только начала разучивать эту сонату, повторяя ее снова и снова, а мой отец кричал на меня, что переименует эту сонату из “Патетической” в “Жалостливую”. Последующие шесть месяцев он потратил на то, чтобы объяснить мне смысл и пафос произведения, а я так по-настоящему и не поняла, зато хорошо усвоила, что означает “жалостливая”. У меня ушли годы на то, чтобы научиться играть ее без ошибок.

— А теперь, я думаю, никто бы не потребовал от вас ее понимания. Благодарю вас, Элизабет, вы доставили мне огромное удовольствие. Но уже поздно. Могу я увидеть вас в понедельник вечером? Андре Гарро играет Моцарта в Линкольн-центре. Мне было бы очень приятно разделить эту радость с вами.

— Да, — ответила она, медленно поднимаясь с места. — С удовольствием. Гарро — прекрасный исполнитель.

Адриан включил магнитофон, и Элизабет и Род услышали разговор Брэда с его дядей Майклом Карлтоном.

— Это бессмысленная затея! — сказал Брэд.

— Знаю. Похоже, что Джеймс Хьюстон — дутая фигура. Ошибка. Какая жалость, что мы не позволили нашей милой Элизабет нанять его!

— Знаешь, давай продолжим этот разговор при встрече. Телефон в офисе ненадежен. Я просто хотел ввести тебя в курс дела.

— Поговорим подробнее в четверг вечером в доме твоей бабушки. В то же время, Брэд.

— Ладно.

— Есть еще кое-что, Брэд. Девушка, на которой ты собираешься жениться… Это серьезно?

Голос Брэда зазвучал иначе — в нем чувствовались насмешка и некоторая горечь.

— Она дочь сенатора, и, по мнению бабушки, из нее выйдет плодовитая мать семейства. На свое несчастье, я встретил ее в Вашингтоне на одном политическом сборище и начал окручивать.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— О, знаю, дядя, знаю.

Щелчок, означающий, что трубку положили. Тишина. Воцарилось длительное молчание. Род заговорил первым — на губах его играла легкая, но очень недобрая, даже жестокая улыбка.

— Интересно знать, о чем это они. Дядюшку Майкла беспокоит, что Брэд женится на дочери сенатора, а Лоретта очень довольна таким поворотом?

— Я все выясню, — небрежно бросила Элизабет.

— Как? — спросил Адриан, подаваясь вперед и складывая мощные мясистые руки.

— Поверьте, у меня есть возможности.

— И все же очевидно, что у нас происходит утечка информации, и мы должны выяснить ее источник.

— Да, — отозвался Адриан. — Взять хотя бы дело с Джеймсом Хьюстоном. Правда, на сей раз все сработало на нас.

— Я надеюсь, Брэд не подслушивает наш разговор?

— Нет, больше не подслушивает, Элизабет. Есть пословица: “Каждая гадость найдет свою пакость”, — а в данном случае на каждого “жучка” найдется другой “жучок”.

Господи, как она ненавидела все это — притворство, лицедейство, ложь. Самое трудное, вероятно, притвориться, что она испытывает оргазм. Но в последнее свидание с Роуи ей пришлось пойти на это. Она подождала, пока Роуи достигнет вершины наслаждения, заставила себя крепко прижаться к нему, поцеловать его в плечо.

"Кристиан ошибся, — думала она. — Я могла бы убить другого человека”.

— Элизабет, в чем дело? Снова притворство — улыбка.

— Ничего, Роуи. Мне приходится о многом думать — вот и все.

Он отодвинулся от нее, и все ее тело расслабилось, освободившись наконец из объятий предателя.

Потом они долго молчали.

— Что ты думаешь о Брэде Карлтоне и его романе с дочерью сенатора? — спросила она наконец.