
Онлайн книга «Дочь короля»
Они поцеловались. Халида выскользнула за дверь и ушла навстречу неизвестной участи, которая страшила Мари-Жозеф едва ли не больше, чем ее собственная. Предстоящая аудиенция у короля внушала Люсьену ужас. Король был слишком разгневан на него и слишком разочарован, чтобы передать его судьбу в руки стражников или тюремщиков. Люсьен пользовался всеми благами, доступными в темнице, получал чистое белье, изысканные яства и вина. С ним обходились неизменно учтиво. Спина у него болела не чаще, чем обычно. Иными словами, у него было все, кроме свободы, общения и утешения, даваемого близостью. Он точно замер над пропастью до той минуты, когда Людовик низвергнет его в бездну, и надеялся, что не увлечет с собою Мари-Жозеф. Мушкетеры отвели Люсьена в караульную возле личных покоев его величества, где уже томились в ожидании Ив и Мари-Жозеф. «Как странно, – подумал Люсьен, – достаточно мне увидеть ее, как меня переполняет ликование, словно я ласкаю ее». Он взял Мари-Жозеф за руку, и вместе они вступили в зал, где предстояло решиться их судьбе. Королевские покои утопали в сокровищах. Они громоздились на столах и стульях, занимали почти весь пол, точно в пещере дракона. Повсюду были свалены в беспорядке золотые браслеты, пекторали и доспехи вместе с диадемами, медальонами и странными, расходящимися раструбами, цилиндрами. На паркете то там, то тут стояли нефритовые статуэтки с бесстрастными ликами. Одна из них странным образом напомнила Люсьену отца. Его величество вглядывался в глазницы хрустального черепа. Рядом с ним сидел папа Иннокентий, совершенно равнодушный к рассыпанным вокруг сокровищам, и перебирал обычные четки. Зерна четок постукивали о деревянный ящик у него на коленях: ящик для живописных принадлежностей Мари-Жозеф. Перед ним стоял стол, на котором во множестве лежали книги и бумаги. Король выбрал золотую пектораль, надел на шею и расправил локоны черного парика. На груди у него засияло золотое солнце. Со всех сторон на монарха был устремлен застывший взор загадочных золотых статуй. Людовик молча рассматривал пленников. – Я любил всех вас. – Меня радовала ваша красота, ваше обаяние и ваш музыкальный дар, – изрек он, обращаясь к Мари-Жозеф. – Я восхищался вашими открытиями. Я гордился таким сыном, – изрек он, обращаясь к Иву. – Я ценил ваш ум, вашу храбрость, вашу преданность. Я ценил то, что вы неизменно говорили мне правду, – изрек он после долгой паузы, обращаясь к Люсьену. Он швырнул череп на пол. – И вы предали меня! Череп словно взорвался, его осколки разлетелись по паркету. – Отец де ла Круа… – Да… – Ив откашлялся. – Да, ваше величество. – Я передаю вашу судьбу в руки его святейшества и повелеваю вам повиноваться ему безусловно. – Да, ваше величество, – прошептал Ив. – Мадемуазель де ла Круа… – Да, ваше величество, – произнесла она звонко и отчетливо, словно русалка, начинающая песнь. – Вы оскорбили не только меня, но и его святейшество, моего кузена. Вам предстоит принять наказание от нас обоих. – Да, ваше величество. Иннокентий заставил ее ждать, пока, перебирая четки, не прочел все положенные молитвы. – Я запрещаю вам отныне предаваться нелепой и постыдной страсти к музыке, вы более не будете сочинять, – объявил Иннокентий. – Не для того, чтобы спасти вашу девическую стыдливость – она уже утрачена, – но лишь для того, чтобы дать вам почувствовать всю силу моего гнева. Вам надлежит хранить молчание. Мари-Жозеф опустила глаза долу. – Пусть будет так, – добавил Людовик, – хотя это и огорчительно. Если бы она была мужчиной, из нее получился бы недурной композитор. Мадемуазель де ла Круа, я налагаю на вас следующее наказание. Вы хотели выйти замуж и родить детей. Я намеревался было лишить вас радостей брака и навеки заточить в монастыре. Мари-Жозеф побледнела. «Я осажу монастырь, словно вражескую крепость, – пронеслось в голове у Люсьена, – возьму приступом, ворвусь и…» – Но это слишком простое решение, – возразил сам себе Людовик. Отвернувшись от Мари-Жозеф, он обратился к Люсьену: – Вы покинете двор. «Я был прав, когда вообразил столь суровое наказание», – подумал Люсьен. – Я лишаю вас поста губернатора Бретани и передаю его месье дю Мэну. Вы откажетесь от титула и имений в пользу вашего брата… Благополучие семьи, столь тщательно выстраивавшееся Люсьеном, висело на волоске. – …и женитесь на мадемуазель де ла Круа. Жить вы будете на приданое, которое я ей пообещал. Если вы не дадите ей детей, то разобьете ей сердце. Если вы дадите ей детей, то нарушите свою клятву и покроете себя позором в глазах женщины, которую любите, подобно тому как нарушили клятву, некогда данную мне. – Да, ваше величество. Наконец Люсьену изменило самообладание. Эти слова он произнес едва слышно. – Я соблаговолил сохранить вам жизнь, но не желаю более видеть никого из вас. Он милостиво кивнул Иннокентию: – Забирайте своего священника, кузен. – Морская женщина покаялась? – Нет, ваше святейшество. – Она объявила войну земным людям, – сказала Мари-Жозеф, – а потом исчезла. – Мне следовало бы отлучить всех вас от Церкви… Ив упал на колени. – …но я этого не сделаю. Отец де ла Круа, я повелеваю вам употребить вашу священническую власть. Святая Мать наша Церковь оказалась перед лицом ужасной угрозы. Морские твари… – Они – не твари, а люди, ваше святейшество! – воскликнула Мари-Жозеф. – Да, – согласился Иннокентий. Люсьен был удивлен не меньше Мари-Жозеф и Ива и не поверил своим ушам: папа римский признал факт, наносящий сильнейший удар по его репутации. – Ваше святейшество, – произнес Ив, – они почти вымерли из-за гонений Церкви. Вместо того чтобы явить им слово Божье… – …и потому… – …мы подвергали их пыткам и мукам, словно демонов… – …историю надлежит… – …мы охотились на них, как на диких зверей. Я… – Ив умолк, осознав, что перебил Иннокентия. – …переписать. – Иннокентий кивнул. – Историю надлежит переписать. Он открыл ящик для живописных принадлежностей и извлек из него стопку листов – эскизы Мари-Жозеф, документировавшие вскрытие. Он скомкал один рисунок и поднес его край к пламени свечи. Листок мгновенно вспыхнул, едва не опалив ему пальцы. Он бросил пепел на золотое ацтекское блюдо. – Отец де ла Круа, налагаю на вас следующее покаяние. Вы обязаны повсюду отыскивать упоминания о русалках. |